With the expiration of a significant 30-year historical period from the beginning of the cardinal economic transformations in Russia, the author's original approach to assessing the impact of the strategic choice of the economic course of the early 1990s on the evolution of the structure of the economy, the financial system and society was analyzed.
economic policy, market reforms, economic structure, long-term trends, public incomes, economic theories, international factor, financial system, capital markets.
На 30-летнем горизонте исторического периода появляются возможности для не предвзятого, взвешенного анализа выбранного экономического курса, результатом которого стала глубокая трансформация экономики и общества и его последующая эволюция. Критическая оценка предпосылок, последовательности преобразований, их неоднозначных последствий стали темой целого ряда исследователей, как отечественных, так и зарубежных. На этом фоне оригинальность изложенного в работе подхода состоит не в еще одной экспертной оценке, а в том, что он представляет собой глубокое, комплексное исследование исторического процесса взаимовлияний принимаемых экономических решений и структурных изменений в экономике и финансах, общественной структуре, доминирующих массовых настроений, влияющих на выбор экономического курса.
Предметом исследования является изучение воздействия экономической политики на экономику, финансовую систему, уровень жизни населения при четком разделении конъюнктурных факторов и долгосрочных трендов.
Работу отличает сочетание анализа обширного экономико-статистического материала, глубокого концептуального подхода к оценке процессов развития российской экономики и их интерпретаций в различных экономических теориях.
Работа состоит из трех больших разделов, охватывающих большие исторические периоды, каждый из которых заканчивается кризисным шоком.
В первом разделе, не ограничиваясь заявленным временным горизонтом, авторы включили в свой анализ рассмотрение более ранних периодов, когда достижения советского периода при их экстраполяции без учета внешних и внутренних факторов оборачивались серьезными проблемами в экономике.
Авторы подчеркивают и давление международного фактора на формирование общественных настроений и идеологических предпосылок последующего выбора экономического курса. «Здесь следует подчеркнуть, главным в "холодной" войне был не конфликт 2 систем, или их мирное сосуществование, ("конвергенция"), а более осознанная и ясно осознаваемая на Западе, чем в Советском Союзе критическая необходимость выживания самого Запада и расширение сферы западного влияния. Именно поэтому период 1940–70 гг. – это период утверждения государства социального благосостояния, снижения экономического неравенства. Борьба Запада за выживание, с которым он столкнулся на фоне растущего признания СССР, и ограничение собственной традиционной экспансии, его же и трансформировало, стимулировало создание наднациональных институтов, что способствовало тем самым усилению его колоссальных возможностей» [С. 22].
Западное общество в этом процессе стало превращаться в общество денежного тоталитаризма с его наднациональными финансовыми институтами. Наступление глобализма на Восточную Европу было естественным результатом этого процесса, а идеология либерализма все более заполняла растущий вакуум общественного сознания вследствие эрозии коммунистической идеологии.
Авторы подробно анализируют, как критическое накопление экономических проблем в период 1985–1990 сформировало предпосылки рыночных преобразований. При всеобщем осознании их необходимости выдвигались те или иные концептуальные подходы к их реализации, что отражало столкновение различных социальных сил со своими сложившимися интересами и представлениями. Волна эйфории, поднятой перестройкой в 85–90 гг., и настроения масс в пользу немедленного переустройства экономики, дающего избавление от повседневных экономических тягот тотального дефицита, подогревали принятие скоропалительных программ, обещавших экономическое чудо в кратчайшие сроки. Трезвые голоса и программы, указывавшие на глубокие структурные ограничения скоропалительных мер, тонули в хоре голосов, требовавших немедленного перехода к рынку или клеймились как консервативные, что отражало полную путаницу в головах. Вопреки содержанию предлагаемых реформ рыночные либералы становились революционными демократами, а коммунистические функционеры, бывшие выразители воли народа, оказывались консерваторами.
Практически столкнулись два подхода к выбору решения проблемы глубокого структурного неравновесия в экономике. Первый – демонтаж государственного централизма в экономике и немедленный перевод экономики на рельсы стихийного рыночного механизма, якобы способного к автоматическому восстановлению равновесия. Второй – использовать возможности государственного централизма для выхода из структурных диспропорций с последующими последовательными рыночными преобразованиями.
Авторы показывают, как уже первые шаги по пути первого варианта реформ привели к потере управляемости экономикой, утрате дееспособности государственных институтов и распаду советского государства. В этих условиях, как оказалось, либеральный подход наиболее полно соответствовал интересам правящей страны по конверсии власти в собственность. Этот подход и стал основой проекта тотального переустройства экономики. Возникший во второй половине 80-х банковский сектор, устойчивый к инфляционным процессам, обеспечивал перекачку капиталов из реального сектора под контроль возникавших олигархических финансовых структур.
Второй раздел посвящен анализу того, как принятая на вооружение либеральная концепция осуществлялась в ходе рыночных преобразований в период 1991–1998 гг. Авторы подчеркивают, в главном, эти преобразования, были прямым продолжением реформаторства конца 80-х, и затем были дополнены в соответствии с рекомендациями, так называемого Вашингтонского консенсуса. Они включали совокупность стандартных мер, продавливаемых США для развивающихся экономик и реформируемых восточноевропейских стран для их последующей интеграции в мировой рынок капиталов и контроль национальных финансовых систем.
Авторы показали противоречивый и болезненный процесс адаптации российской экономики к мерам шоковой терапии. Внешнеэкономическая либерализация оборачивалась сворачиванием национального производства и гигантскими объемами легального и нелегального вывоза капитала. Борьба с инфляцией сопровождалась распространением системы неплатежей, выполняющей де-факто функции рынка капитала. Стремление к сбалансированности бюджета за счет роста налогообложения имела следствием разрастание теневой экономики, ставшей объектом захвата со стороны организованной преступности. Ускоренная чековая, а затем и денежная приватизация, которая должна была стать основой массового предпринимательства, выродилась в формирование монопольных чиновничье-олигархических кланов.
Естественным результатом таких процессов стало падение экономики, даже большее, чем было в период Великой Отечественной войны, резкое снижение доходов основной массы населения, сокращение рождаемости, падение жизненного уровня на фоне прилавков, полных потребительского импорта. Политика финансовой стабилизации, диктуемой МВФ, как условие очередных кредитных траншей, послужила триггером кризисного шока 1998 г.
В третьем разделе авторами прослеживается траектория экономической эволюции в посткризисный период, включивший в себя восстановительный рост, кризисный шок 2008–2009 гг., последующий краткосрочный рост и, долгосрочную стагнацию с 2013 г., отмеченную вспышкой финансового кризиса в конце 2014 г. с последующим сползанием в длительный кризис в 2015 г.
Авторы установили, что существенным итогом реформирования 90-х стало то, что основные драйверы российской экономики – приток иностранного капитала, доступ к финансовым ресурсам, конъюнктура мировых рынков, импорт технологий, ключевых сегментов ширпотреба – формируются теперь за ее пределами. А вся институциональная структура и в особенности финансовые институты, выстроены лишь под их эффективную проекцию на внутреннее состояние экономики. «Реформационные преобразования первой стадии заложили долгосрочные системные риски, которые существенно ограничили последующие возможности рационального формирования финансовых институтов и качественного экономического роста» [C. 140].
Поэтому естественно, что имевшая место повышательная динамика сырьевых цен на мировых рынках, способствуя росту российского ВВП, одновременно тормозит развитие институтов внутренних драйверов экономического роста. Дальнейший спад мировых цен на сырье ясно показал отсутствие внутренних инвестиционных мотивов, условий и факторов роста, а снижение темпов роста ВВП и последующее кризисное сжатие экономики, вызвавшее падение реальных доходов населения и деградацию социальной сферы, снизило до нуля влияние фактора потребительского спроса на экономический рост.
На фоне долгосрочной стихийной деградации структуры российской экономики с преобладанием доли торговли, добывающего сектора и сектора финансовых услуг, как нигде в мире, перспективы экономического роста на уровне как минимум выше среднемировых выглядят нереально. По данным многочисленных официальных прогнозов на горизонте в 5–10 лет среднегодовые темпы экономического роста едва превышают 1,5%.
Между тем, авторы отмечают сформировавшийся в обществе запрос на изменение модели экономического развития, которой, так или иначе, придерживались все эти десятилетия с начала 90-х. Однако и противодействие этому запросу на порядок сильнее сейчас, чем это было в конце 80-х годов. В завершающих «предварительных итогах» авторы в связи с этим пишут: «Номенклатурная элита, пережив 2 сильнейших шока бюджетных кризисов, повлекших критические изменения властных структур в 1989 и 1998 гг., выработала иммунитет на неприятие всего, что угрожает бюджетной и шире финансовой стабильности. Все остальные меры экономической политики, какими бы востребованными для целей экономического роста они не были, оцениваются, прежде всего, с точки зрения потенциальных угроз бюджетному равновесию. В жертву этому приоритету приносится и качество государственных институтов управления, и инвестиционных климат, и социальные расходы, формирующие человеческий капитал» [С. 201–201].
Таким образом, выход на новую траекторию экономического развития авторы связывают с преодолением противоречия между назревшими «структурными» реформами и унаследованной с начала 90-х моделью экономической политики.
1. Vakurin A.V. Analiz vneshnih i vnutrennih faktorov razvitiya rossiyskoy finansovoy sistemy [Tekst] / A.V. Vakurin // Tetradi Mezhdunarodnogo universiteta v Moskve. Vypusk 15. M. Izdatel'skiy dom MUM. – 2015. – S. 33–51.
2. Vakurin A.V., Kovnir V.N. Rossiyskaya ekonomika za 30 let – put' ot preobrazovaniy k razocharovaniyam [Elektronnyy resurs] / A.V. Vakurin, V.N. Kovnir. – M.: INFRA-M, 2017. – URL: http://znanium.com/catalog.php?bookinfo=883005
3. Kovnir V.N. Rysina T.V. Politika dohodov i social'noe neravenstvo v RF. Sostoyanie i perspektivy[Tekst] / V.N. Kovnir// Vestnik MGU ser.21. Upravlenie (gosudarstvo i obschestvo). – 2011. – №3. – S. 27–43.
4. Kovnir V.N. Istoriya ekonomiki Rossii[Tekst]: Uchebnoe posobie/ V.N. Kovnir. – M.: Logos. 2011. M.
5. Vakurin Aleksandr V. The Financialisation of the economy[Text] //In Almanac. Actual Issues in the world economy and politics. The Scientific Journal. The Faculty of the international Relations. University of Economy in Bratislava. Volume 9. 2015 – P. 104–111.
