Publication text
(PDF):
Read
Download
Право при всей исторической предопределенности является основанной на имею- щемся представлении о наблюдаемой действительности доктриной момента, результа- том формально признанной договоренности о формах рационального сосуществования людей в обществе [1, с. 126]. Действующее законодательство России - результат серьез- ных исследований на протяжении многих лет. При его применении незыблемым остается постулат о том, что критерием истины является практика. Данный постулат полностью применим к действующему или любому проектируемому законодательству. Подтвержде- нием тому является динамика внесений изменений и дополнений в федеральные законы «Об оперативно-розыскной деятельности» и «О прокуратуре Российской Федерации». В данном ракурсе представляется необходимым проанализировать нормативные предписания, регламентирующие пределы прокурорского надзора в сфере оперативно- розыскной деятельности (ОРД). Такого рода исследования проводили К. К. Горяи- нов, С. И. Захарцев, Ю. Ю. Игнащенков, А. Ф. Козусев, В. Ф. Луговик, С. М. Лугович, А. Г. Маркушин, В. С. Овчинский, И. Т. Махмудов, В. М. Пашин, И. Л. Петрухин, Б. Г. Розов- ский, В. П. Сальников, Г. К. Синилов, А. Г. Халиулин и др. К сожалению, единой концеп- ции, направленной на совершенствование надзорной деятельности уполномоченных прокуроров в указанном аспекте, так и не было выработано. Наиболее дискуссионным остается подход к применению положений ч. 3 ст. 21 Федерального закона от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности», согласно которому сведе- ния о лицах, внедренных в организованные преступные группы, о штатных негласных сотрудниках органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, а также о лицах, оказывающих содействие этим органам на конфиденциальной основе, представ- ляются соответствующим прокурорам только с письменного согласия перечисленных лиц, за исключением случаев, требующих их привлечения к уголовной ответственно- сти. От оценки предписаний данной нормы зависит общий потенциал результативности практики прокурорского надзора в оперативно-розыскном процессе. Институт конфиденциального сотрудничества, пройдя путь развития от глубоко се- кретного агентурного метода [2, c. 124] до действенного инструмента сопровождения оперативно-розыскных и процессуальных мероприятий, играет одну из ведущих ролей в предупреждении и раскрытии преступлений. В силу своей специфики он находится вне пределов прокурорского надзора. При этом данный институт неминуемо с таким над- зором соприкасается, попадает в поле зрения уполномоченных прокуроров, поскольку лежит в основе принятия множества оперативно-розыскных решений, обогащает уго- ловно-процессуальное расследование сведениями доказательственного характера. Право граждан участвовать в подготовке и проведении оперативно-розыскных меро- приятий с сохранением конфиденциальности закреплено на законодательном уровне (ч. 1 ст. 17 Федерального закона от 12 августа 1995 г. «Об оперативно-розыскной деятель- ности»). По своей логической основе информация, полученная в процессе проведения оперативно-розыскного мероприятия, имеет ту же природу, что и показания свидете- лей. А оценка объективности показаний свидетеля во многом зависит от уяснения его личности: психического и физического здоровья, способности правильно воспринимать, запоминать и воспроизводить полученную информацию, от устойчивости к внешним негативным воздействиям. Оценка же свидетеля по этим параметрам обычно возника- ет при несоответствии его показаний общей картине совершенного преступления. Она необходима и тогда, когда показания свидетеля являются единственным источником путей поиска неустановленного преступника, так как ошибка в определении направле- ния расследования может привести к нераскрытию преступления. ВЕКТОР УПРАВЛЕНИЯ 49 В полной мере изложенное относится к оценке информации, полученной от негласно- го источника, если эти сведения принимаются за ключ к дальнейшему расследованию. В силу этого в определенных случаях правоприменительной практики требуется ана- лиз личности конфидента. Следовательно, нуждаются в пересмотре и установленные законодателем предписания, ограничивающие представление уполномоченным про- курорам сведений о лицах, оказывающих содействие, двумя условиями: письменным согласием таких лиц либо совершением ими преступления. Например, конфидент А. в деталях предоставил оперативному работнику сведения о подготовке и совершении убийства неким М. гражданина Т. Полученная информация в некоторой части нашла подтверждение. Действительно М. по данным контроля те- лефона находился в месте, где позднее обнаружен труп Т. В самом деле, между М. и Т. были сложные отношения. Однако у М. не было найдено орудие преступления, не обнаружены его отпечатки пальцев, отсутствовали на нем и его вещах следы крови. При этом в прокуратуре незадолго до убийства рассматривались материалы конфликта между М. и его партнерами (в том числе конфиденциальным источником информации А.) из-за распределения прибыли в совместной бизнес-структуре. Позднее А. отказы- вался давать показания, быть свидетелем. В такой ситуации у прокурора объективно возникли сомнения в причастности М. к убийству Т., а также в достаточном количестве версий совершения преступления, определении круга подозреваемых лиц, верности заданных направлений раскрытия преступления. В ходе расследования выяснилось, что убил Т. именно А., который для направления следствия по ложному пути предложил себя в качестве конфидента. Случай отнюдь не единичный. В оперативно-розыскной практике имеют место факты, когда лица, оказывающие содействие оперативно-розыскным органам на конфиденци- альной основе, из-за личной заинтересованности искажают мотивы и обстоятельства преступления, в ложном свете представляют роль в его совершении разрабатываемых лиц. Закономерно, что это негативно влияет на квалификацию содеянного, приводит к проведению нецелесообразных оперативно-розыскных мероприятий, следственных действий и экспертиз, влечет за собой бесполезную трату времени, сил и средств. В связи с этим конструктивной видится позиция законодателя, который запрещает кон- фидентам предоставлять оперативно-розыскным органам заведомо ложную информа- цию (ч. 1 ст. 17 Федерального закона от 12 августа 1995 г. «Об оперативно-розыскной деятельности»). В закрепленном правоограничении прослеживается стремление пре- сечь вероятные оговоры и близкие с ними формы недобросовестного отношения к сво- им обязанностям, упредить неэффективную работу органов, осуществляющих опера- тивно-розыскную деятельность. В то же время указанное нормативное предписание остается недоработанным, имеет больше рамочный характер, поскольку не содержит четкой привязки к механизмам реализации юридической ответственности. В открытых источниках отмечается, что предоставление заведомо ложной информации агентом является разновидностью фальсификации информации. В данном случае заведо- мая ложность сведений означает следующее: агент сознает, что сообщает оперативнику информацию, которая полностью или частично не соответствует действительности, пред- видит, что своим сообщением вводит в заблуждение оперативно-розыскной орган (опера- тивника), и желает таким образом ввести его в заблуждение. Сообщение агентом опера- тивнику информации (в любой форме), в которой изложены заведомо ложные сведения о совершении кем-либо преступления, следует квалифицировать как заведомо ложный до- нос, а лицо, совершившее это преступление, подлежит уголовной ответственности (ст. 306 УК РФ). Кроме того, если агент, участвуя в осуществлении оперативно-розыскного мероприя- тия, мог получить достоверные сведения о готовящемся или совершенном преступлении, однако по той или иной причине умышленно скрыл их от оперативника, поведение аген- та может послужить основанием не только для прекращения с ним сотрудничества, но и для привлечения его при определенных обстоятельствах к уголовной ответственности по ст. 316 УК РФ за укрывательство преступления [3]. В контексте приведенных доводов и рассуждений нам импонирует позиция авторов, согласно которой содействие лиц должно соответствовать практической целесообразно- сти, поэтому принципиально важно, чтобы оперативно-розыскные органы решали стоящие перед ними задачи, предусмотренные Федеральным законом «Об оперативно-розыскной деятельности», при помощи содействующих им лиц, а не наоборот [4, с. 221]. Такой подход удачно ставит акценты на роли конфидентов в борьбе с преступностью, коррелирует с их представлениями о законности оперативно-розыскной деятельности, соблюдение которой охватывается прокурорским надзором. Следует отметить, что в западных странах организация прокурорского надзора за использованием секретных агентов в системе противодействия преступности имеют как схожий, так и диаметрально противоположный характер. Например, в Великобритании полицейский организует работу с лицами, оказывающими конфиденциальное содей- ствие, по личному усмотрению и не отчитывается ни перед кем об их использовании. Возможность независимого планирования, организации работы и самостоятельного использования конфидентов при проведении оперативно-розыскных мероприятий служит важнейшим гарантом невмешательства в деятельность сотрудника оператив- ного подразделения. В США решение о привлечении секретных агентов к выполнению заданий полиции принимает руководитель соответствующего полицейского органа, а также начальник уголовной полиции или его заместитель. Вопрос о необходимости ис- пользования при проведении секретной операции секретного оперативного сотрудника согласовывается с прокуратурой [1, с. 62]. В ряде зарубежных стран в уголовном процессе, констатирует А. Н. Халиков, широко используются сведения, получаемые через осведомителей или агентурный аппарат, в том числе для доказывания при расследовании и судебном рассмотрении уголовных дел. Однако такой опыт пока не может быть широко применен в России в силу сложив- шегося менталитета, следственной и судебной практики. Агентурная работа в России носит больше информационный, а не доказательственный характер [5, с. 289]. Тезис авторитетного исследователя со столь категоричной тональностью небезос- нователен. Конфиденциальное сотрудничество в оперативно-розыскной деятельности, несмотря на его высокую социальную значимость и во многих ситуациях эффективность, не панацея в борьбе с преступностью. Полученная в процессе его осуществления ин- формация далеко не всегда соответствует требованиям, предъявляемым к доказатель- ствам. Абсолютная закрытость, в свою очередь, закономерно порождает сомнения в достоверности сведений, обусловливает необходимость их проверки наряду с иными доказательствами. На наш взгляд, агентурный метод сегодня - это уже во многом «секрет Полишине- ля», требующий адекватной коррекции его использования с учетом развития правовых механизмов противодействия современному криминалу. В связи с этим российскому законодателю, руководствуясь интересами осуществления эффективной борьбы с пре- ступностью и ее организованными проявлениями, небесполезно принять во внимание опыт стран Запада, а также правоприменительную практику некоторых стран СНГ. Например, Украина с принятием в 2012 г. нового Уголовно-процессуального кодек- са (УПК) стала на путь активизации процессов использования сведений, полученных оперативно-розыскным (негласным) путем, в уголовном процессе. На законодательном уровне закреплены механизмы допроса негласных источников с соблюдением требо- ваний конфиденциальности и безопасности. Так, согласно положениям ч. 2 ст. 256 УПК Украины «Использование результатов негласных следственных (розыскных) действий в доказывании» лица, которые проводили негласные следственные (розыскные) дей- ствия либо были привлечены к их проведению, могут быть допрошены как свидетели. С учетом изложенного целесообразно вынести на обсуждение научного сообщества, уполномоченных прокуроров, осуществляющих надзор за законностью оперативно- розыскных решений, сотрудников оперативных подразделений органов внутренних дел и других заинтересованных лиц вопрос о дополнении Федерального закона от 12 авгу- ста 1995 г. № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» положениями, согласно которым при наличии оснований прокурор вправе вносить представление органу, осу- ществляющему оперативно-розыскную деятельность, о проведении оценки положенной в основу расследования информации с учетом потенциально возможной заинтересо- ванности лица, оказывающего содействие на конфиденциальной основе, в исходе дела. При этом, что особенно важно, наделить прокурора правом при объективной необхо- димости требовать предоставления сведений о личности такого лица без его согласия. Предлагаемая инициатива, даже с учетом всех вышеприведенных доводов, не ис- ключает риски, подпитанные сомнениями в профессионализме уполномоченных про- куроров и их порядочности. Тем не менее, обеспечивая законность и эффективность оперативно-розыскной деятельности, без расширения границ надзорной деятельности уполномоченных прокуроров сегодня не обойтись. На случай необоснованной расшиф- ровки конфидента нужны действенные компенсаторные механизмы, гарантирующие на государственном уровне их своевременную безопасность и реальную финансовую поддержку.