Abstract (English):
The article is devoted to the circumstances that led to creation of a Temporary instruction (“On deprivation of liberty as a measure of punishment, and the order of its serving”), its content and impact on law enforcement practice are analyzed. The inclusion of a significant number of archival sources in the scientific circulation and their comparative analysis made it possible to characterize the features of such a legal document and show the consequences of its application in practice. It is noted that the Temporary instructions played the role of a stabilizer, which allowed suspending the collapse of correctional institutions and criminal lawlessness. In the context of the destruction of the old and the formation of the new state apparatus, it allowed practitioners to determine professional and personal lines of conduct, as it explained what was required of the staff, how to treat prisoners, what measures to apply and when. The temporary instruction established although general, but quite formal requirements for the behavior of prisoners and expressed views on the nature and content of the deprivation of liberty, the peculiarities of its execution and serving. The temporary instruction was the first legal act to consolidate the system of institutions executing the penalty of deprivation of liberty, and the general beginning of their activities, laid the foundations for the development of the places system of deprivation of liberty, which later moved from prisontype institutions to educational institutions.

Keywords:
deprivation of liberty, punishment, temporary instruction, places of detention, means of education, organization of work, vocational training, training, individual approach, violators of the regime, assistance to the released from prison

Для того чтобы понять и оценить значение исторического документа в развитии определенных общественных отношений, необходимо принять во внимание усло- вия, обстановку, в которых он появился. Не избежать этого и применительно к Вре- менной инструкции «О лишении свободы, как о мере наказания, и о порядке отбыва- ния такового» (утверждена Постановлением НКЮ от 23 июля 1918 г.), появившейся 100 лет назад. Нельзя сказать, что это был доселе неизвестный тип документа. Достаточно вспом- нить, что исполнение наказания в виде лишения свободы в Российской империи регла- ментировалось уставами о содержащихся под стражей и ссыльных, Общей тюремной инструкцией и др. Тем не менее Временная инструкция заслуживает исследовательского внимания. На жизни царской тюрьмы не могли не отразиться социальные события, происходив- шие в стране: Первая мировая война и связанная с ней эвакуация, революционные пре- образования, Гражданская война и пр. При этом неизменными оставались тюремные здания, тюремные работники, тюремные сидельцы. Хотя жизнь в тюрьме менялась, и не всегда в лучшую сторону. Во времена правления левых эсеров, отмечал П. И. Стучка, в Комиссариате юсти- ции даже забыли, что существует особое Главное управление местами заключения, оно продолжало существовать в старом составе [1]. Как следствие этого, свидетельствуют архивные документы, Главное управление, не подвергшееся персональным переменам, саботировало работу, с местами связи не поддерживало. В провинции действовали кто во что горазд. В первые семь-восемь месяцев этого периода деятельность Главного управления местами заключения как бы замерла, застыла, как отмечалось в отчете Центрального карательного отдела НКЮ VII Съезду Советов. Ясного представления о методах ис- правления не было. Все это привело к тому, что в некоторых местах распространилось самоуправление заключенных, выражавшееся в полном регулировании ими самими всей внутренней жизни, администрация лишь присутствовала при том. Понятно, что с таким положением мириться было нельзя, надо было что-то предпринимать. Преобразования в области исполнения наказания начались вскоре после изменений в государственной власти. Это выразилось в отмене ряда нормативных правовых актов, изменении режима содержания заключенных, порядка взаимоотношений администра- ции с ними. Однако эти преобразования носили фрагментарный характер и часто без всяких правовых оснований, силой революционного творчества масс, руководствовав- шихся лишь собственным революционным правосознанием [2, с. 11]. Между тем время, социальные преобразования требовали создания новой правовой основы деятельно- сти мест заключения, что позволило бы изменить их жизнь, дух, назначение. Опреде- ленные шаги в этом направлении были осуществлены. В начале 1918 г. были приняты Инструкция о порядке содержания в Трубецком бастионе Петропавловской крепости, Постановление НКЮ РСФСР «О тюремных рабочих командах» и др. В них нашли отра- жение идеи гуманизации исполнения наказаний: отмена каторжного труда, введение его оплаты, регламентация внутренней тюремной жизни и др. Принципиальным являлось положение о том, что труд не должен быть средством усиления репрессии. Он рассматривался как необходимое условие жизни и не мог быть чрезмерно тяжелым, что определялось характером и объемом работы обычного чер- норабочего, вводилась его оплата. Несмотря на такие позитивные начала, этого было недостаточно, и требовались более системные решения. Основные направления преобразования прежней тюремной системы были опреде- лены в циркуляре НКЮ РСФСР от 24 мая 1918 г. № 3777. Именно в нем заявлялось, что прежняя тюремная система упраздняется, а все ее функции переходят к особым органам местных комиссариатов юстиции. При этом Главное управление местами заключения переименовывалось в Карательный отдел НКЮ. В циркуляре отмечалось, что главное состоит не в переименовании, а в том, что цель всех изменений заключается не только в переломе во всей системе управления местами заключения, но и в самой постановке отбывания наказания. Для этого прежде всего необходимо на местах вместо старого безжизненного аппарата создать новый жизнеспособный. Важно также организовать общественные работы. Трудовая жизнь для тюрьмы обязательна, но не в прежнем виде [ГА РФ. Оп. 2. Д. 587. Л. 3-4]. Эти положения нашли отражение во Временной инструкции НКЮ РСФСР от 23 июля 1918 г. «О лишении свободы, как о мере наказания, и о порядке отбывания такового». Этот документ принципиально отличался от ранее принятых тем, что в нем была из- ложена система правил, требований, регламентирующих основные направления дея- тельности, связанные с исполнением наказания. Тезис о том, что уставы о содержащихся под стражей и о ссыльных утратили силу, был закреплен в п. 1 Временной инструкции. Инструкция отменяла деление мест заключения на разряды по тяжести наказания, устанавливала обязательность труда заключенных, необходимость развития сельско- хозяйственных колоний и учреждений для несовершеннолетних. Действие Инструкции распространялось на лиц, лишенных свободы, а также на при- говоренных к кратковременным (до 3 месяцев) принудительным работам без заключе- ния под стражу на время, свободное от работы, и подследственных. Устанавливалась новая система мест заключения, к которой относились: общие места заключения (тюрьма); реформатории и земледельческие колонии как учреждения воспитательно- карательные, в особенности для молодых преступников; испытательные заведения для лиц, по отношению к которым имеются основания для послабления режима или досрочного освобождения; карательно-лечебные заведения для помещения лиц с заметно выраженными дефектами, дегенератов и т. п.; тюремные больницы. Кроме того, Инструкция сохраняла арестные дома для кратковременного содер- жания задержанных милицией и числящихся за народными судами и для арестантов, подлежащих пересылке. Несмотря на то что новая власть категорически отвергала опыт деятельности доре- волюционного тюремного ведомства, ей все-таки не удалось обойтись без него. В п. 2 Временной инструкции обозначены учреждения воспитательно-карательные для мо- лодых преступников. И если реформатории были чем-то новым, заимствованным из-за рубежа, то земледельческие колонии - результат воплощения в России идеи о том, что несовершеннолетние правонарушители должны содержаться в учреждениях, для них только и предназначенных, и отдельно от взрослых [3]. Опыт деятельности этих учреж- дений в XIX - начале XX в. в настоящее время изучен и обобщен [4]. Составители Инструкции, конечно, стремились избежать преемственности в форми- ровании документов, регламентирующих процесс исполнения наказаний. В известной мере это удавалось, хотя от общих положений отойти было невозможно. Так, в Инструк- ции имеется раздел «Организация руководства применением наказаний». Очевидно, что здесь речь может и должна идти об управлении местами заключения. Именно так и назывался этот раздел в Общей тюремной инструкции. Содержательно эти инструк- ции отличались друг от друга. Однако их логика объективно не могла быть различной. В таком документе должны быть определены место и роль администрации, порядок управления, права и обязанности персонала и заключенных, меры воздействия на них, материально-техническое обеспечение и пр. В этом смысле прав М. Г. Детков, утверж- дая, что Инструкция продолжила дореволюционную практику регулирования процесса исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы [5, с. 11-12]. Принципиальные различия этих документов заключались в том, что Временная ин- струкция ориентировала на формирование новой системы мест лишения свободы, на оказание воспитательного воздействия на осужденных и учет при этом их индивидуаль- ных особенностей. Уже сама структура Карательного отдела НКЮ (п. 7) является свиде- тельством тому. Отдел состоял из нескольких отделений и совещаний: 1-е отделение - по выработке воспитательно-трудовых методов и карательных мер, 2-е - рас- пределительное, 3-е - техническое, 4-е - сельскохозяйственное, 5-е - врачебно- санитарное, 6-е - снабжения, 7-е - строительное, 8-е - конвойное, 9-е - помощи отбыв- шим наказание. Этим определялись основные направления, способные преобразовать места заключения. В указанном документе в прямой постановке не содержалось норм о целях и задачах лишения свободы, принципах исполнения наказания, правовом положении персонала мест заключения и осужденных, содержащихся в них. Однако анализ документа позво- ляет отметить его гуманистический, социально ориентированный характер. Как следует из п. 7 Инструкции, в местах заключения должно осуществляться вос- питание, которое позволит лицу, отбывшему наказание, приспособиться к жизни на свободе. В этих целях предусматривалось использование определенных средств вос- питания: труд, профессиональное обучение, общее образование и воспитание, режим и условия содержания, поощрения и взыскания. В Инструкции они именуются воспита- тельно-трудовыми мерами. В соответствии с господствующей идеей главным средством воспитания по Инструк- ции является труд, который следует организовать во всех местах заключения. Для этого в них должны быть устроены и оборудованы мастерские, снабженные инвентарем, ин- струментами и материалами. Предусматривалось обязательное техническое инструк- тирование работающих. При этом в Инструкции отмечались некоторые особенности организации труда в общих местах заключения (тюрьмах): он мог быть организован в самой тюрьме или за ее пределами. Центральный карательный отдел своим циркуляром № 32 от 7 августа 1918 г. предусмотрел создание некоторых мастерских, организацию работ заключенных вне тюрьмы. Циркуляр № 32 от 4 сентября 1918 г. установил обязательность работ для всех здоровых заключенных. Инструкция устанавливала, что сельскохозяйственный труд также нуждается в со- ответствующем обеспечении инвентарем, материалами, кадрами. Согласно п. 21 Инструкции все трудоспособные осужденные должны привлекаться к физическому труду, при этом следовало принимать во внимание состояние здоровья и рекомендации медперсонала по распределению на соответствующих работах (пп. 7, 18, 21, 27). Работа осужденных в соответствии с Инструкцией оплачивалась. В п. 27 устанав- ливались общие положения об оплате труда. При этом обращалось внимание на то, что вознаграждение за труд в местах заключения производится по ставкам професси- ональных союзов конкретной местности. Такой подход, безусловно, позволял, с одной стороны, исключить из жизни мест заключения отношение к труду как средству кары, а с другой - установить связь с жизнью за пределами учреждения. Именно с той жизнью, в которую предстояло возвращаться. Ценным представляется положение о том, что распределение по категориям и уста- новление сдельных расценок осуществлялось коллегиально: заведующим работами, инструкторами и представителями заключенных, рекомендованных инструкторами. Доходы (заработок) и расходы каждого заключенного в соответствии с Инструкцией учитывались на лицевом счете и в специальной книжке. Нельзя не признать, что это вполне педагогические решения, способствующие фор- мированию жизненных перспектив ответственности и самостоятельности. Примечательно, что Инструкция предусматривала привлечение к труду, хотя бы и неквалифицированному, подследственных, то есть оказание воспитательного воздей- ствия и на этих лиц. В Инструкции закреплялось общее положение о том, что в местах заключения долж- но быть организовано профессиональное обучение. Однако ни его содержание, ни направления не определялись, хотя сравнительное толкование положений Инструк- ции позволяет сделать некоторые предположения. Составителям Инструкции в целом о профессиональном обучении было известно из предшествующего опыта. Система профессионального образования в России включала в себя профессионально-техни- ческие или ремесленные школы, курсы, сельскохозяйственные школы и училища [6-9]. Элементы этой системы были отчасти использованы в тюремной системе [10-13], но наиболее успешно - в воспитании несовершеннолетних правонарушителей. В доре- волюционных учреждениях для несовершеннолетних правонарушителей сложилась определенная система организации такого обучения [14]. Некоторые из элементов этого опыта проступают в Инструкции. В частности, как следует из нее, профессио- нальное обучение могло осуществляться по двум направлениям: техническому (про- изводственному) и сельскохозяйственному. При этом в Инструкции особое внимание уделялось земледельческим колониям и созданию колоний - земледельческих школ. Земледельческие школы, школы садоводства - это опыт российских исправительных учреждений для несовершеннолетних. Они существовали в Воронежском, Смолен- ском, Симферопольском, Тульском и других исправительных заведениях [4, с. 188-189]. Ничего удивительного в том, что этот опыт оказался востребованным в новых усло- виях, нет. Ведь многие специалисты, носители прогрессивных для этого времени идей, приняли новую власть с надеждой на воплощение этих идей. Известно, что в 1918 г., то есть в период формирования Инструкции, в Центральном карательном отделе НКЮ слу- жили С. В. Познышев [ГА РФ. Ф. А-353. Оп. 2. Д. 613. Л. 2], П. Г. Бельский, П. В. Всесвятский [ГА РФ. Ф. А-353. Оп. 2. Д. 617. Л. 4], И. М. Диомидов [ГА РФ. Ф. А-353. Оп. 2. Д. 568. Л. 62], Н. В. Терзиев [ГА РФ. Ф. А-353. Оп. 2. Д. 628. Л. 8], Е. Н. Тарновский [ГА РФ. Ф. А-353. Оп. 2. Д. 20. Л. 61] и др. Все они были специалистами в организации исправления несовершеннолетних правонарушителей. В Инструкции видится реализация ряда идей, выска- занных еще до революции, правда, в несколько ином виде. Несмотря на то что места лишения свободы изолируют конкретных людей от социу- ма, дух общественной жизни распространяется и сюда. Одной из главенствующих идей, связанных с преобразованием жизни, была идея о всеобщем образовании. Естественно, что она воплотилась и в Инструкции, которая устанавливала обязательность общего образования и воспитания. Воспитание следовало строить согласно провозглашенным ценностям и идеалам. Отметим положение о подготовке кадров для работы в местах заключения. Во-пер- вых, в Инструкции говорилось о необходимости формирования кадрового состава учи- телей: «Создание кадра учителей». До сего времени таких кадров не было, хотя школь- ное обучение и осуществлялось, но добровольцами. Во-вторых, в Инструкции был поставлен вопрос об организации курсов для работников тюремного дела. Шаг не новый. В свое время при Главном тюремном управлении тюремные курсы существовали [ГА РФ. Ф. 122. Оп. 1.4.2. Д. 4929. Л. 158; Ф. 7420. Оп. 1. Д. 122, Л. 40]. Несколько позднее, когда уже в новых условиях такие курсы были учреждены, ими заведовал профессор С. В. Познышев [ГА РФ. Ф. А-353. Оп. 3. Д. 634. Л. 117], препода- вателем состоял профессор Г. С. Фельдштейн [ГА РФ. Ф. А-353. Оп. 3. Д. 634. Л. 151] и другие известные специалисты в области тюремного дела. В-третьих, и это наиболее ценное, Инструкция ориентировала на привлечение к работе педагогического состава и специалистов в конкретных отраслях: технических, сельскохозяйственных, медицинских и пр. Эта мысль находит развитие в п. 10, где осо- бо отмечается, что местные карательные отделы должны включать в себя специали- стов-педагогов (или психиатров), инженеров, агрономов, врачей. Инструкция определяла типовую штатную структуру места заключения: начальник (заведующий), один-два помощника, заведующий работами со штатом инспекторов по специальностям и направлениям, заведующий воспитательной частью, при нем штат воспитателей для отдельных групп заключенных, заведующий учебной частью и учителя, врач. Неоднократно отмечалось, что необходимо подбирать для работы соответству- ющий персонал, специалистов. В Инструкции излагалось одно из главных требований к деятельности карательных органов - подчинение всем законам, распоряжениям Центрального карательного отдела и его контролю. Это, безусловно, должно было способствовать установлению режима законности в местах заключения. Вполне в духе времени предусматривались коллегиальные органы, назначением которых являлось рассмотрение практических вопросов и выработка соответствую- щих рекомендаций. Это были постоянные совещания, состоящие при соответствую- щих отделениях Карательного отдела. Таких отделений было девять, но согласно п. 8 совещаний могло быть три в зависимости от характера вопросов, которые следовало рассматривать: совещание по пенитенциарным вопросам теоретического характера. В нем пред- полагалось представительство 1, 2, 5, 9-го отделений; совещание по вопросам практического применения воспитательно-трудовых мер в организации работ (1, 2, 3, 4, 5-е отделения); совещание по вопросам административно-хозяйственным (3, 5, 6, 7-е отделения). Очевидно, что предполагалось активное использование научных знаний в практике исполнения наказания в виде лишения свободы; выработка единообразных подходов к разрешению практических вопросов; четкая организация административно-хозяй- ственной деятельности: оборудование помещений, обеспечение лечения, снабжение продуктовым и вещевым довольствием и пр. Состав совещаний предусматривался относительно определенно. Так, устанавли- валось, что сюда входят заведующие соответствующими отделениями, их помощники и сведующие лица, причем круг сведующих лиц очерчен для первого совещания. Сведую- щие лица, участвующие в нем, могли быть как сотрудниками отдела, так и посторонними. Некоторые сведения о характере и содержании таких совещаний сохранились в ар- хивах [ГА РФ. Ф. А-353. Оп. 2. Д. 617]. Такие же совещания предписывались к организации на местах. В состав таких сове- щаний при местных карательных отделах согласно п. 10 включались педагоги и специ- алисты как из числа служащих, так и извне, что, конечно, должно было укреплять связь с жизнью, формировать перспективы развития. Непосредственно в местах лишения свободы также предусматривалась работа кол- легиальных органов. Пунктом 11 определялось, что при заведующем состоит коллегия, в состав которой входят: он сам, его помощники и лица педагогического, врачебного и ин- структорского состава в соответствии с рекомендациями местных комиссариатов юстиции. Кроме того, коллегиальным органом являлись распределительные комиссии, в состав которых входили заведующий (заместитель) карательного отдела, заведующий местами заключения и приглашенные специалисты. Задачей комиссии являлось распределение лиц, находящихся во временном отделении тюрьмы, по разрядам лишения свободы. Рас- пределение осужденных - вопрос не праздный. Более того, он был довольно сложным и важным. Это проистекало из того, что суд не определял учреждение, в которое следовало помещать осужденного, и разряд в соответствии с объявленной прогрессивной системой. Инструкцией предусматривался обязательный учет осужденных, поступивших в места заключения, и контроль за их движением: перевод в другое место заключения, освобождение (п. 15). Все осужденные направлялись в общую тюрьму во временное отделение, в котором они содержались до распределения. Как следует из Инструкции, распределение осу- ществлялось по родам и размерам наказания (п. 7, 2-е отделение), по категориям и груп- пам (пп. 7, 11): по разрядам лишения свободы (п. 16). Понятно, что для столь детальной и объемной работы требовалась специальная структура, способная к осуществлению поставленных задач. Инструкция в качестве таковых определяла распределительные комиссии (пп. 16, 17). Комиссиям предписывалось, кроме того, представление народному суду (в отно- шении осужденных) либо следственной комиссии (в отношении подследственных) о досрочном условном освобождении от наказания или об освобождении под залог, по- ручительстве, отобрании подписки о явке в суд по вызову (п. 20). В соответствии с п. 28 Инструкции комиссии надлежало принимать решения относительно лиц, признанных неисправившимися, о применении предусмотренных мер репрессии. От комиссии зависело признание неисправимых осужденных хулиганами, погромщи- ками или упорными рецидивистами, за которым следовало представление в местный Революционный трибунал для решения вопроса об их дальнейшей изоляции (п. 29). Поскольку в самой Инструкции никаких указаний относительно организации деятель- ности комиссии не содержалось, то было принято положение об организации распреде- лительных комиссий, которое и восполнило имеющийся пробел [ГА РФ. Ф. А-353. Оп. 2. Д. 590. Л. 79-79 об.; Ф. А-353. Оп. 2. Д. 591. Л. 48-48 об.]. Инструкция закрепляла принцип индивидуализации исполнения наказания. В ней в общих, но достаточно четких положениях устанавливались требования индиви- дуального подхода к заключенным. Об этом говорится в п. 7 «Применение различ- ных видов тюремного заключения и работ к отдельным категориям преступников. Принцип применения разумного режима в связи с результатами действия исправи- тельных мер». Специальным разделом Инструкции определялся порядок содержания в местах ли- шения свободы. Устанавливалось, что все осужденные, являющиеся трудоспособными, должны привлекаться к труду. Лишенные свободы должны содержаться в помещении постоянно, за исключением времени, отведенного на работу, другие занятия, предусмо- тренные внутренним порядком, и прогулки. Вся жизнь в учреждении подчинялась внутреннему распорядку, который устанавли- вался местными карательными отделами. При этом в соответствии с п. 24 сохраняли свою силу и положения Общей тюремной инструкции, которые не были отменены и не противоречили Временной инструкции. Очевидно, что преемственность здесь налицо. Гуманистические устремления новой власти проявлялись в том, что лицам, осу- жденным на срок до 1 года, и подследственным по семейным обстоятельствам разре- шалось предоставление отпуска на срок не более 2 недель (п. 23); труд оплачивался по общепрофессиональным ставкам. Примерное поведение поощрялось досрочным освобождением от отбывания наказания (пп. 7, 20); жалобы и заявления не должны были оставаться без рассмотрения (п. 7; 2, 8-е отделения). При этом, правда, Инструкция была недостаточно последовательной: не были определены стимулирующие положительное поведение меры, кроме досрочного условного освобождения, которое, кстати, россий- скому законодательству известно с более ранних времен - с 1866 г. [15], а российскому правоприменителю - с 1871 г., когда оно стало применяться по отношению к несо- вершеннолетним. Более определенной Инструкция была по отношению к нарушителям установленных ею правил и правил внутреннего распорядка. Временная инструкция дифференцировала нарушителей режима содержания в за- висимости от характера нарушений. Это лица, нарушающие порядок и дисциплину, и лица, отказывающиеся работать без основательных для этого причин. К первой группе нарушителей предусматривались следующие меры воздействия: ужесточение режима содержания (лишение свиданий, переписки и пр.); усиление изоляции (одиночное заключение, карцер до 14 дней); перевод в специальные тюрьмы (изоляция лиц, проявляющих упорное недопу- стимое поведение). К лицам, отказывающимся от работы, предусматривалось применение довольно жестких мер. С момента отказа от работы на счет осужденного записывались все рас- ходы, связанные с содержанием в учреждении. При этом отказчик предупреждался о том, что он будет находиться в тюрьме до тех пор, пока сальдо не выровняется в его пользу, даже если для этого потребуется время, превосходящее срок наказания. Если это не оказывало воздействия, осужденный мог быть переведен на уменьшен- ный, в сравнении с другими, продовольственный паек как неработающий. Если же и эти меры оказывались недостаточными, Инструкция предусматривала направление в изолятор (тюрьму) как неисправимого. Примечательно, что в документе установлены «барьеры» для субъективизма, во- люнтаризма и злоупотреблений по отношению к осужденным. Так, все ограничения, предусмотренные для нарушителей, могли устанавливаться с согласия распредели- тельной комиссии. Перевод в специальные тюрьмы (изоляторы) мог применяться только комиссией, удлинение срока лишения свободы свыше 1 месяца - решением местного народного суда, по представлению комиссии. Вместе с тем небезопасным было то обстоятельство, что заключенный мог направ- ляться в учреждение, существование которого не имело правовых оснований. Ведь в числе мест заключения в п. 3 никаких изоляторов или иных мест заключения, кроме об- щих, не предусмотрено. Мало того, в одном случае изолятор - это специальная тюрьма, а в другом он же, как следует из п. 28, - особая тюрьма. Толкование этой нормы, с учетом характера нарушений, особенностей лиц, к кото- рым эта мера могла применяться, порядка перевода и органов, правомочных на это, заставляет прийти к выводу о том, что речь идет еще о двух видах мест заключений, существование которых как бы само собой разумеется, и действие Инструкции на них не распространяется. Такое положение вещей - шаг к узаконенному беззаконию. Инструкция предписывала соответствующее медицинское обследование арестантов, продовольственное и вещевое снабжение, оборудование помещений, их освещение и отопление, охрану и конвоирование заключенных. Вполне логично, что Инструкция указывала на необходимость надзора за отбыва- ющими наказание и попечения, принятие мер к образованию патронатов на местах, организации съездов представителей патронатов. Стоит отметить, что вопрос о патро- нате, под которым понималась помощь лицам, выходящим из тюрьмы, в организации самостоятельной жизни на свободе, не являлся новацией. Вопросы теории и практики патроната активно разрабатывались в отечественной и зарубежной литературе еще в XIX в. [16]. Большой вклад в разработку учения о патронате внесли В. А. Акимов, Е. М. Баранцевич, С. К. Гогель, Я. И. Курлянд, Г. В. Демченко, П. И. Люблинский, С. В. Поз- нышев, Г. С. Фельдштейн [17-26] и др. Последние исследователи, как уже отмечалось, служили в НКЮ, были носителями передовых идей и опыта, который и отразился в анализируемом документе. Показательно, что в Инструкции сохранена терминология, сформированная в дореволюционный период: «патронат», «съезд представителей па- тронатов». В свое время исследователи проблем патроната отмечали как один из самых серьезных недостатков его организации то, что он целиком зависит от общественных сил и государство никак в нем не участвует [26]. В Инструкции мы видим решение этой проблемы. В ее п. 7 9-го отделения речь идет об образовании патронатов при местных советах, что актуально и сегодня. Однако спустя некоторое время указанная терминология была исключена из жизни. На смену патронату пришли комитеты помощи освобожденным из мест заключения [ГА РФ. Ф. Р-4042. Оп. 11. Д. 2. Л. 42-45]. Внимательный анализ Инструкции позволяет констатировать, что в ней нашли отра- жение наиболее прогрессивные принципы исполнения наказания в виде лишения сво- боды и содержания под стражей: гуманизм, законность, педагогизация процесса право- применения, индивидуальный подход к заключенным, использование мер поощрения и взыскания; сотрудничество администрации и заключенных; коллегиальность в решении важных вопросов; активность и самодеятельность осужденных и др. Однако реализация положений Инструкции далеко отошла от ее идеалов. Воплотить их в жизнь оказалось не по силам героям того времени: не было ни средств, ни людей. Старых тюремных служа- щих на местах без разбора не только увольняли, но и уничтожали. Только в центральном аппарате оставались некоторые из прежних сотрудников тюремных ведомств: П. И. Лерхе [ГА РФ. Ф. Р-393. Оп. 85. Д. 4300], В. М. Мелких [ГА РФ. Ф. Р-393. Оп. 86. Д. 329] и др. На смену прежним служащим приходили новые силы, в недалеком прошлом сами тюрем- ные сидельцы, часто просто уголовники, имевшие свое видение жизни тюрьмы. Результаты проведения в жизнь Временной инструкции памятны и, к сожалению, печальны. Архивные свидетельства говорят о том, как это было, и доносят до совре- менников голоса эпохи. Вступление в силу Временной инструкции положило начало созданию новых учреж- дений для исполнения наказания, что в условиях войны и разрухи, социальной неста- бильности было совсем не просто. Карательный отдел НКЮ искал пути решения этого вопроса и находил архивные свидетельства таковых. 19 ноября 1918 г. в НКЮ состоялось совещание по пенитенциарным вопросам, где в числе прочих обсуждался вопрос о судьбе реформаториев, организация которых преду- сматривалась Временной инструкцией, и они фактически уже существовали. Единичные пока. Как свидетельствует журнал № 5 указанного совещания, в нем принимал участие и директор Московского реформатория П. В. Всесвятский. Совещание пришло к выводу о том, что реализовывать положение Инструкции об организации реформаториев следует путем приспособления монастырей под места заключения. Согласно этому решению был подготовлен соответствующий циркуляр [ГА РФ. Ф. А-353.Оп. 2. Д. 617. Л. 4]. 27 ноября 1918 г. в губернские отделы юстиции был направлен циркуляр № 90 о том, что Временная инструкция предписывает создание специальных учреждений, в част- ности реформаториев - испытательных и лечебных карательных учреждений, которые требуют особой устроенности и оборудования зданий. Отмечалось, что тюрьмы не могут быть для этого приспособлены, рассчитывать на постройку новых зданий ввиду отсутствия средств и людей нет оснований, а потребность в этих учреждениях являет- ся столь острой, что необходимо приспособить под них какие-либо уже существующие помещения. Центральный карательный отдел полагал, что для этой цели вполне по- дойдут монастыри, в которых имеется все необходимое для обслуживания большого количества людей: кухни, трапезные, кельи, мастерские, сады, огороды и пр. Исходя из этого губернским отделам поручалось как можно быстрее выяснить, каковы возможности использования в указанном направлении монастырей, имеющихся в губерниях [ГА РФ. Ф. А-353. Оп. 2. Д. 585. Л. 85-85 об.]. Такие возможности, как мы знаем, нашлись. Практически одновременно на места был направлен циркуляр от 30 ноября 1918 г. № 89 об организации сельскохозяйственных колоний [ГА РФ. Ф. А-353. Оп. 2. Д. 585. Л. 87]. Для отечественной системы мест заключения это был новый тип учреждений. Работа по их созданию началась еще весной 1918 г. В соответствии с Постановлением СНК от 24 мая 1918 г. бывшая в ведении попечи- тельства над освобождаемыми из мест заключения лицами земледельческая колония имени Грачевых при с. Троицком Подольского уезда перешла в распоряжение Каратель- ного отдела НКЮ. О ней, пожалуй, можно сказать особо. Она была учреждена в 1910 г. Московским обществом ремесленно-земледельческих колоний для лиц, освобождаемых из мест заключения, и имела своей целью трудовое призрение и обучение сельскохо- зяйственным работам с тем, чтобы помочь вернуться к нормальной жизни [27, с. 11-15]. Со временем здесь открыли воскресную школу, ввели должность врача, который ле- чил от алкоголизма. По существу, это был центр социальной помощи выходцам из тюрьмы [16, с. 20-21]. Членами этого общества были известные люди: К. П. Бахрушин, Н. И. Гучков - московский городской глава, В. Ф. Джунковский - московский губернатор, А. А. Андрианов - московский градоначальник, С. В. Познышев - профессор Московско- го университета и др. Эту колонию с ее инфраструктурой, штатами, материальными ценностями, еще сохранившимися, решено было использовать для создания сельско- хозяйственной колонии. Наблюдение за колонией и организация дел в ней были пору- чены Московской губернской тюремной коллегии, которая стала именовать заведение 1-я Московская трудовая колония для лишенных свободы. Функционировать она начала с 1 июля 1918 г. [ГА РФ. Ф. А-353. Оп. 2. Д. 627. Л. 2]. Первым заведующим колонии был назначен М. И. Трушковский [ГА РФ. Ф. 474. Оп. 6. Д. 58. Л. 25]. Архивные документы свидетельствуют о том, какие тяготы и испытания выпали на его долю и тех, кто в ней служил и отбывал наказание. Первая мировая во- йна и революция, конечно, не прошли мимо колонии. Жизнь в ней, по существу, была парализована. Хозяйство находилось в упадке, всюду царила разруха, не было инвен- таря, не хватало людей (заключенных) для ведения сельскохозяйственных работ, слу- жащих для охраны. Необходимо было колонию наполнить людьми. Сюда стали направлять и подслед- ственных, и административно арестованных, и просто задержанных, которые работать не хотели, разбегались. Для их содержания нужны были сотрудники. Прежний штат не сохранился. Новые люди сюда не шли. Для несения службы вахтовым методом стали направляться служащие из московских тюрем: Бутырской, Таганской и др. Понятно, что случайные здесь люди не хотели, да и не могли должным образом нести службу. Колония эта была детищем С. В. Познышева, и на его глазах она погибала. Вся деятельность М. И. Трушковского - это борьба за жизнь учреждения. В своих письмах, телеграммах он просит руководство Карательного отдела ускорить доставку семян и инвентаря, позднее гвоздей, предметов обихода, мыла и пр. На что ему обе- щают вступить в переговоры, принять меры, просят подождать и пр. Особую тревогу у М. И. Трушковского вызывало то, что нечем было кормить людей и лошадей (даже тех, что были), продуктов не хватало. Он просит Карательный отдел направить в колонию продукты и сообщает о том, что через 2 дня не будет ничего для еды. Ответа нет. Спустя два дня он отправляет коротенькую, всего из пяти слов, но полную отчаяния и безысходности телеграмму: «Продовольствие исчерпано варить нечего Трушковский». На часах было 12 ч 57 мин. Пока не установлено, как люди жили в последующее время, но к 5 августа еще не решили, каким поездом можно отправить продукты. М. И. Трушковский снова просит продуктов и овса для лошадей, которые исто- щены и работать не могут. Эти просьбы повторяются изо дня в день. Наконец реакция наступила. Инспектор, которому передавались на исполнение телеграммы, пришел к выводу, что заведующий колонией не справляется с работой и надо ее проверить. Вскоре М. И. Трушковский оставил колонию. Заведующим был назначен А. Г. Бельский [ГА РФ. Ф. А-353. Оп. 4. Д. 336. Л. 3]. Свою работу он начал с тех же просьб [ГА РФ. Ф. 474. Оп. 6. Д. 58. Л. 28. 32, 40-41, 52, 59, 60, 63, 66, 68-69, 83-84, 92, 140, 151-152, 165, 168-169, 198, 202, 209, 250, 326, 342]. Результат тот же. Эта колония стала первым учреждением нового типа по исполнению уголовного на- казания в виде лишения свободы - исправительно-трудовой. Создание таких колоний рассматривалось как свидетельство осуществляемой ре- формы тюремного дела, предусматривающей новые места заключения, способные оказывать воспитательно-карательное воздействие, для чего наиболее пригодным является труд. Несмотря на трудности, связанные с общей социально-политической и экономи- ческой ситуацией в стране, неподготовленностью преобразований, они все-таки осу- ществлялись. 1 марта 1919 г. у ст. Лигово в Петрограде на бывшей даче А. А. Нарышкина открылась 1-я Петроградская сельскохозяйственная колония для лишенных свободы [28, с. 3-4]. Всего в соответствии с Инструкцией в 1919 г. было создано 9 сельскохозяйственных колоний (Московская, Петроградская, Новгородская, Курская, Тамбовская, Костромская, Тульская, Калужская, Самарская) [29, с. 8], в 1920 г. их было уже 15 [30, с. 6]. Справедливости ради следует отметить, что анализируемый документ инструкцией, как таковой, и не является. Если признать, что в документе изложены нормы, то при- дется согласиться, за исключением некоторых, они все декларативны. Абсолютное их большинство изложены абстрактно, в лучшем случае относительно определенно. Здесь содержатся указания о том, что следует делать, исполняя наказание, то есть провозглашались декларации о намерениях, определялись принципиальные подходы к реформированию тюремной системы. Однако Инструкция не содержала в себе никаких указаний относительно того, как, когда, каким образом, кому именно следует реализовывать провозглашенные об- щие требования, что, пожалуй, самое важное в инструкциях. Следствием этого яви- лось издание большого количества постановлений НКЮ по разным направлениям: от 19 марта 1918 г. «О порядке увольнения и назначения на должность тюремной инспек- ции и администрации», 7 августа 1918 г. «О создании тюремных мастерских, о внешних работах и оплате труда заключенных», 2 ноября 1918 г. «О привлечении всех здоровых заключенных к труду», 22 ноября 1918 г. «Об утверждении распределительных комис- сий при карательных отделах губернских и областных отделов юстиции», 22 ноября 1918 г. «Временные правила распределения заключенных», 4 февраля 1919 г. «О тюремном режиме и о привлечении к ответственности виновных лиц в притес- нении заключенных», 23 февраля 1919 г. «О порядке оплаты труда заключенных», 12 августа 1919 г. «Устав трудовых земледельческих колоний для лишения свободы», 5 августа 1920 г. «Правила об отпуске на работы в советские учреждения и предприятия заключенных специалистов» и др. И все-таки, несмотря ни на что, теперь, с расстояния длиною в век, можно и нужно отметить, что в свое время Инструкция сыграла роль стабилизатора, что позволило приостановить распад учреждений и криминальный беспредел. В условиях разрушения старого и формирования нового государственного аппарата она позволила практиче- ским работникам определить профессиональную и личную линию поведения, поскольку давала разъяснения относительно того, что требуется от персонала, как следует отно- ситься к заключенным, какие меры применять и пр. Она устанавливала хотя бы общие, но официальные требования к поведению заключенных и была выразителем офици- альных взглядов на сущность и содержание лишения свободы как меры наказания и особенности его исполнения и отбывания. Временная инструкция явилась первым правовым актом, объявившим и закрепившим систему учреждений, исполняющих наказание в виде лишения свободы, и основу их деятель- ности. Она положила начало развитию системы мест лишения свободы, которые в дальней- шем переходили от учреждений тюремного типа к учреждениям воспитательного характера. Однако ветры перемен уже дули в другие паруса. Весной 1919 г. было принято По- становление ВЦИК «О лагерях принудительных работ», а в ноябре 1920 г. объявлено Положение об общих местах заключения. А это - уже совсем другая история.

1. Sovetskoe gosudarstvo. 1913. № 7

2. Kuricyn V. M. Perehod k NEPu i revolyucionnaya zakonnost'. M., 1972. 48 s

3. Dril' D. A. Prizrenie nesovershennoletnih prestupnikov, «nravstvenno isporchennyh», i besprizornyh detey i podrostkov v Rossii // Obschestvennoe i chastnoe prizrenie v Rossii. SPb., 1907. S. 100-112

4. Belyaeva L. I. Vospitanie nesovershennoletnih pravonarushiteley v Rossii : v 3 ch. M., 2007. Ch. 1. 399 s

5. Detkov M. G. Soderzhanie penitenciarnoy politiki Rossiyskogo gosudarstva i ee realizaciya v sisteme ispolneniya ugolovnogo nakazaniya v vide lisheniya svobody v period 1917-1930 godov. M., 1992. 192 s

6. Veselov A. N. Nizshee professional'no-tehnicheskoe obrazovanie v RSFSR. M., 1955. 328 s

7. Ivanovich K. A. Sel'skohozyaystvennoe obrazovanie v SSSR. M., 1958. 240 s

8. Professional'no-tehnicheskoe obrazovanie v SSSR. M., 1961. 112 s

9. Ocherki istorii professional'no-tehnicheskogo obrazovaniya v SSSR / pod red. A. S. Bastysheva. M., 1981. 350 s

10. Hristianovich A. Shkol'noe i professional'noe obuchenie v tyur'me // Tyuremnyy vestnik. 1902. № 3. S. 244-252

11. Krzhiveckiy B. Vnutrennie arestantskie raboty i kustarnyy trud (po eksponatam 2-y Vserossiyskoy kustarnoy vystavki v Sankt-Peterburge) // Tyuremnyy vestnik. 1913. № 5. S. 839-871

12. Cvetkov I. Poshiv i pochinka sapog v tyuremnoy sapozhnoy masterskoy // Tyuremnyy vestnik. 1916. № 11. S. 1095-1097

13. Gradusov V. Zheleznodorozhnye raboty arestantov // Tyuremnyy vestnik. 1916. № 6-7. S. 657-672

14. Terziev N. Professional'noe obuchenie pitomcev vospitatel'no-ispravitel'nyh zavedeniy // Tyuremnyy vestnik. 1916. № 6-7. S. 679-699

15. Dril' D. Tyur'ma i predupreditel'noe vospitanie // Zhurnal Ministerstva yusticii. 1990. № 3. S. 30-54

16. Belyaeva L. I. Patronat v Rossii. 2-e izd. Voronezh, 2001. 137 s

17. Akimov V. Patronat kak orudie bor'by s prestupnost'yu // Zhurnal Yuridicheskogo obschestva pri Imperatorskom Sankt-Peterburgskom universitete. 1896. Kn. 9 (Noyabr'). S. 75-90

18. Barancevich E. Patronat v zhizni Rossii. Tomsk, 1914. 425 s

19. Gogel' S. Rol' obschestva v dele bor'by s prestupnost'yu. SPb., 1906. 287 s

20. Kurlyand I. Ideya patronata kak ideya vnutrennego upravleniya. Yaroslavl', 1898. 245 s

21. Demchenko G. Obschestva patronata. Ih vozniknovenie, ustroystvo i deyatel'nost'. Kiev, 1912. 23 s

22. Lyublinskiy P. Sovremennoe sostoyanie i zadachi obschestv patronata // Pravo. 1908. № 10. S. 552-562

23. Malinin F. Tyuremnyy patronat // Tyuremnyy vestnik. 1905. № 8

24. Poznyshev S. Ocherki tyur'movedeniya. Petrograd, 1915. 295 s

25. Fel'dshteyn G. Patronat. Ego neobhodimost' i princip organizacii. SPb., 1900. 56 s

26. Lyublinskiy P. I. Gosudarstvennaya pomosch' obschestvam patronata // Tyuremnyy vestnik. 1908. № 11. S. 710-730

27. Otchet Moskovskogo obschestva remeslenno-zemledel'cheskih koloniy dlya lic, osvobozhdennyh iz mest zaklyucheniya, za 1912 g. M., 1913. 51 s

28. 1-ya Petrogradskaya trudovaya sel'skohozyaystvennaya koloniya dlya lisheniya svobody. Petrograd, 1922. 16 s

29. Tyuremnoe delo v RSFSR. Otchet Central'nogo Karatel'nogo otdela NKYu VII S'ezdu Sovetov. M., 1920. 26 s

30. Tyuremnoe delo v 1920 g. Otchet Narodnogo Komissariata yusticii po Central'nomu Karatel'nomu otdelu VIII Vserossiyskomu S'ezdu Sovetov. M., 1920. 33 s