Abstract (English):
In this article, the author proceeds from the understanding of modern trends in penal policy in general and penitentiary policy in particular as a natural continuation of the development of basic principles of correctional labor law of the Soviet state, which was formed in the course of its evolutionary development and determined the features of the approach to correctional influence on the criminal’s personality. Analyzing the modern definition of the goals of punishment by the legislator and considering their correlation with the goals of Penal legislation, the author notes their discrepancy. In this regard, it is considered such a goal of punishment as the restoration of social justice and the possibility of its consolidation in the Penal Code of the Russian Federation. In the course of analysis of scientific sources, the author comes to the conclusion that the direct transfer of punishment goals from the Criminal Code to the Penal Code of the Russian Federation is not a reasonable decision. Due to the fact that in recent years the scientific discussion on the revision of goals to be achieved in the process of punishment execution, the tasks pursued by this process, as well as its ultimate unattainability in the conditions of isolation determined by the prison regime, the author justifies the absence of the need to single out as a single goal of the Penal legislation such a direction of activity as the resocialization of the convicted person. At the same time, there is a high potential for the process of social adaptation of prisoners serving long terms of imprisonment to the conditions of life after their release, provided that effective means and methods of such activities are identified as a necessary element of penitentiary practice aimed at achieving the goal of special prevention. The author proposes to consider the correction and resocialization of convicts as two interrelated processes aimed at achieving the same goal - achieving special prevention, but at the same time having a difference in their orientation and objectives.

Keywords:
goals of punishment, penal policy, correction, resocialization, general prevention, private prevention, deprivation of liberty

Механизм принуждения как необходимый институт любой общественной формации во многом определяется особенностями государственного устройства и социальноэкономического развития общества и, как следствие, нуждается в регламентации общественных отношений путем установления нормативных предписаний. Исторически сложилось представление, что наказание есть внешнее принуждение, следующее за нарушением правила уголовного закона, субъектом которого является государство и объектом - преступник, а признаком наказания, определенного в санкции уголовного закона, является угроза лишением либо ограничением интересов и прав лиц, к которым оно обращено. Само определение преступного как категории общественной договоренности является социальным фактом, служащим основанием применения мер воздействия, характеризующих негативные последствия такого социально неодобряемого поведения. Необходимость закрепления принуждения в обществе как меры государственного регулирования общественных отношений, а также легитимизации и регламентации механизма принуждения способствовала зарождению уголовного права, которое развивалось как нормативная мера, определяющая содержание и интенсивность вынужденного ответа на деяния, которые были способны приносить личности или обществу вред (в силу его определения в различные исторические периоды) и на основании этого объявлялись крайними формами неприемлемого поведения. При этом сам уголовный закон - это не только регламентирующий устав о наказании, определяющий границы проступка и степень ответственности лица за него, но и регулятор общественных отношений, служащий гарантией обеспечения свободы, защиты личности и ее деятельности. Учитывая вышеизложенное, представляется закономерным взглянуть на саму сущность наказания и его цели с позиции социологии права, рассмотреть наказание в непосредственной связи с явлениями социальной действительности, общественными ожиданиями и желаемым эффектом от его применения. При этом уместно согласиться с Г. Радбрухом, что «обращение к понятиям цели и целесообразности выводит наказание одновременно за рамки специфической идеи права, справедливости, чтобы оно служило целям государства и общества» [1, с. 180]. Рассматривая наказание с позиции различных взглядов на его сущность и предназначение, мы можем выделить три взаимосвязанных и взаимообусловленных уровня: уровень социальных ожиданий, который определен общественным правосознанием; уровень состояния уголовно-правовой науки, который определен приоритетом охраны общественных отношений, перечнем эффективных видов наказания и иных мер уголовноправового реагирования на преступные посягательства; уровень уголовной политики, определяемой государством с позиции достижения декларируемых законодателем целей и решения задач в указанной сфере. Давно установлено, что «вопрос о цели, которую должна преследовать та или иная система мер уголовно-правового принуждения, является вопросом уголовной политики, представляющей ветвь науки уголовного права, призванную вырабатывать указания для наилучшей постановки в данной стране дела уголовного правосудия как путем социальных реформ, так и путем создания лучшего уголовного законодательства» [2, с. 6]. Вместе с тем очевидно, что цели, преследуемые законодателем при назначении наказания, нашли свое отражение и в уголовно-исполнительном законодательстве. Рассматривая цели уголовного наказания и понимая УК РФ как основу и материальную базу по отношению к УИК РФ, а также представляя сам процесс исполнения наказаний как реализацию механизма государственного принуждения, логично исходить из теории, что уголовно-исполнительная политика является неотъемлемой частью уголовной политики. В процессе своей эволюции наказание, изначально воспринимаемое как необходимое зло и имевшее ярко выраженный карательный аспект, направленный на причинение физических страданий преступнику путем трансформации взглядов на природу преступности как негативного, но закономерного социального явления и осознания, что преступник является результатом общественного бытия, оказало влияние и на формирование основных положений, принципов и целей современной уголовноисполнительной политики. Требования экономии уголовной репрессии, уменьшения ее карательной сущности и переход на исправительные начала, выдвинутые еще в XIX в., привели к переосмыслению взглядов на наказание в рамках гуманистического направления и в настоящее время находятся в основании современной модели уголовноисполнительной политики. Исследование тенденций развития советского уголовно-исполнительного законодательства и исправительно-трудовой политики позволяет констатировать, что Советское государство, провозглашая доминирование частной превенции, которая достигается путем исправительно-трудового воздействия, в целом рассматривало лиц, осужденных к лишению свободы, как граждан, временно изолированных от общества, которые после отбытия наказания должны вернуться в него. При этом обеспечение превенции достигалось различными средствами и методами: от устрашения наказанием и принудительной изоляцией лица в целях недопущения им совершения преступления до коррекции поведения осужденного путем исправительно-трудового воздействия, что нашло свое отражение в тенденциях исправительно-трудовой политики Советского государства в различные периоды: 1. Несмотря на заявленную в официальных документах первых лет советской власти реализацию идеи «экономии уголовной репрессии», наказание в виде лишения свободы рассматривалось как универсальное средство (эффективная мера социальной защиты), позволяющее не только изолировать лицо в целях недопущения совершения им новых преступлений, но и оказать на осужденного всю специфику карательновоспитательного воздействия, необходимого для достижения целей наказания. При этом в 1920-1930-е годы доминировал классовый подход к наказанию, который предусматривал более строгие условия для «классово чуждых элементов», что наряду с практикой внедрения системы неопределенных приговоров в первые годы советской власти свидетельствовало о явном приоритете превенции как цели наказания, в которой устрашение наказанием играло важную роль. 2. Ужесточение уголовного законодательства, рост уголовной репрессии привели к наличию большого количества осужденных в местах лишения свободы, а стоящие перед государством социально-экономические задачи обусловили в 1930-1940-е годы развитие так называемого карательно-трудового элемента воздействия, при котором осужденный рассматривался как средство получения прибыли для государства, а сам воспитательный процесс - как нечто второстепенное, достигаемое в процессе трудового перевоспитания. 3. Пересмотр принципов и приоритетов уголовной политики государства в конце 1950-х - начале 1960-х гг., смена ее ориентиров привели к определению в уголовноисполнительной политике задачи по исправлению и перевоспитанию осужденных как важнейшего направления деятельности государства, в которой важную роль, помимо организации режима и труда, играла деятельность общественных организаций, в том числе в вопросах социальной реабилитации осужденного после освобождения из ИТУ. Внедрение принципов прогрессивной системы исполнения наказаний, наблюдаемое в ИТК РСФСР 1971 г., свидетельствовало о возвращении к пониманию правонарушителя не как чуждого элемента, требующего изоляции для пресечения преступной деятельности, а как продукта социальной среды, который может быть подвержен социальной коррекции в процессе исполнения наказания. Именно этот подход и находится в основе современной уголовно-исполнительной политики Российского государства. При этом советская исправительно-трудовая политика в указанный период исходила из следующих положений, которые нашли свое отражение и в современной политике государства в данном направлении: - признание содержанием наказания кары имело важное значение и являлось необходимым элементом защиты общества от преступных посягательств; - исправление и перевоспитание лиц, совершивших преступления, понималось как превращение осужденных в полезных членов общества, подготовленных к трудовой жизни и соблюдению правил общежития; - лишение свободы соединялось с мерами исправительно-трудового воздействия, где главенствующая роль принадлежала общественно полезному труду как основному средству исправления и перевоспитания осужденных; - осужденный рассматривался как субъект не только определенных обязанностей, но и прав; - реализация исправительно-трудового воздействия привела к постановке закономерной необходимости реализации индивидуализации и дифференциации в процессе исполнения наказания. После распада Советского государства и отречения от идеологии в духе марксизма-ленинизма новое государственное образование - Российская Федерация встало перед выбором своего развития на построении отношений нового типа, что не могло затронуть и основные направления отечественной уголовной политики. Провозглашая идеи демократизации и либерализации внутренней политики и объявив УК РФ 1996 г. самым гуманным, избегая даже употребления термина «кара» применительно к наказанию, государство по-прежнему продолжало прибегать к лишению свободы как к одному из наиболее широко применяемых видов уголовной репрессии. Высокий уровень преступности в обществе, характерный для эпохи перемен, сиквестирование бюджета в части финансирования деятельности органов и учреждений исполнения наказаний и правоохранительной системы в целом, наложенные на рыночные условия, в которых не мог существовать производственный комплекс исправительных учреждений, вызвали общий кризис не только уголовно-исполнительной системы, но и самой пенитенциарной идеи, заложенной в основе уголовно-исполнительной политики. Появление Закона Российской Федерации от 21 июля 1993 г. № 5473-1 «Об учреждениях и органах, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы» должно было определить основные принципы функционирования уголовно-исполнительной системы в условиях переходного периода. Последующая реформа уголовного и уголовно-исполнительного законодательства привела к появлению Уголовного (1996) и Уголовно-исполнительного (1997) кодексов, где были определены цели назначения и исполнения наказаний. Согласно ст. 1 УИК РФ уголовно-исполнительное законодательство имеет своими целями исправление осужденных и предупреждение совершения новых преступлений как осужденными, так и иными лицами, а основными задачами уголовно-исполнительного законодательства являются, помимо регулирования порядка и условий исполнения и отбывания наказаний осужденных, охрана их прав, свобод и законных интересов, оказание осужденным помощи в социальной адаптации и определение средств исправления указанных лиц. В Уголовном кодексе 1996 г. в ч. 2 ст. 43 определены цели уголовного наказания - восстановление социальной справедливости; исправление осужденного; предупреждение совершения новых преступлений. Сравнительный анализ целей наказаний, заявленных в УК РСФСР1960 г. и УК РФ 1996 г., демонстрирует, что: - восстановление социальной справедливости как цель наказания ранее не выделялась, а ее содержание на сегодняшний день ввиду отсутствия раскрытия этого термина законодателем является абстрактным, а учитывая и различные подходы к ее пониманию в научных дискуссиях, и весьма спорным; - заявленная в действующем УК РФ цель - исправление преступника трактуется более узко, по сравнению с УК РСФСР, где в качестве цели было заявлено еще и перевоспитание правонарушителя, при этом терминологическое содержание этих явлений, равно как и их критериев, свидетельствующих об их достижении, также не представляется. Отсутствие раскрытия заявленных целей наказания в УК РФ свидетельствует о понимании законодателем указанных терминов как однозначных и не нуждающихся в дополнительной трактовке, а само «лексическое значение наименования целей уголовного наказания не сопоставляется с теми результатами, которые можно достигнуть при применении соответствующих уголовно-правовых мер государственного принуждения» [3, с. 159]. При этом научная дискуссия по поводу необходимости выделения целей наказания и их соотношения с целями уголовно-исполнительного законодательства носит разноплановый характер. Так, И. Я. Козаченко, исходя из целей наказания, заявленных в ч. 2 ст. 43 УК РФ, полагает, что основная цель уголовного наказания - это устрашение лица возможностью подвергнуться каре в случае совершения им преступления, то есть речь идет прежде всего об общем предупреждении. Однако при этом, считает автор, ставить перед наказанием как уголовно-правовой категорией какие-либо цели является некорректным, так как наказание в своем статистическом состоянии никакой цели, кроме информационной, достичь не может. «Законодатель ближе к истине, замечая в тексте ч. 2 ст. 43 УК РФ - «наказание применяется в целях…». В связи с этим при соблюдении элементарной последовательности определенные цели можно ставить перед исполнением наказания, что является предметом регулирования Уголовно-исполнительного кодекса [4, с. 15-16]. Профессор И. Я. Козаченко сознательно выделяет именно «исполнение», подчеркивая, что цели отбывающего и цели исполняющих наказание чаще всего не только не совпадают, но и взаимоисключают друг друга. Рассматривая ст. 1 УИК РФ, мы видим неопределенность подхода к целям назначения и исполнения наказаний - восстановление социальной справедливости не было упомянуто как цель уголовно-исполнительного законодательства. По мнению разработчиков действующего УИК РФ, осуждение лица за совершенное деяние олицетворяет достижение такой цели наказания, как восстановление социальной справедливости, в то время как реализация таких целей, как исправление преступника и предупреждение совершения новых преступлений, достигается уже в процессе исполнения наказания, что формирует мнение о восстановлении справедливости не как о процессе, достижимом при исполнении наказания, а как об оконченном акте, определяемом судебным решением. С этой точкой зрения не согласен В. И. Селиверстов, который полагает, что уголовно-исполнительное законодательство направлено на обеспечение достижения целей, закрепленных уголовным законодательством, включая и восстановление социальной справедливости, а значит, ее достижение должно обеспечиваться в процессе исполнения уголовных наказаний [5, с. 15]. Рассматривая понятие «восстановление социальной справедливости», можно исходить из понимания, что указанная цель наказания достигается привлечением лица к уголовной ответственности за совершенное преступление и назначением ему наказания, но при таком упрощенном подходе, по мнению некоторых авторов, сама цель уголовного наказания подменяется целью процессуальной [6, с. 33]. При этом, если рассматривать восстановление социальной справедливости как приведение в исходное состояние нарушенных преступлением общественных отношений, такая цель довольно часто не может быть достигнута. Спорность самого понимания, что собой представляет социальная справедливость и как она реализуется в процессе наказания, вызывает вполне понятные дискуссии. На сегодняшний день доминирует мнение, согласно которому под восстановлением социальной справедливости понимается кара или возмездие. Так, В. Е. Южанин полагает, что восстановление социальной справедливости как цели наказания требует, чтобы во время отбывания наказания «полноценно реализовывалась кара, а осужденный претерпевал все ограничения» [7, с. 11]. Автор согласен, что цели уголовно-исполнительного законодательства должны согласовываться с целями уголовного наказания, иное явно противоречит правовой логике, в то же время есть сомнение по поводу необходимости закрепления восстановления социальной справедливости как цели уголовного наказания ввиду спорности этого понятия и фактического его олицетворения с карой. Исходя из такой постановки вопроса представляется, что кара не может являться целью, а скорее есть содержание самого процесса наказания. Рассматривая положение о возможности закрепления в УИК РФ такой цели, как восстановление социальной справедливости, и подразумевая под ним именно кару или возмездие, можно в определенной степени согласиться с М. Фуко, что именно лишение свободы наиболее ярко характеризует возмещение вреда за совершенное противоправное деяние [8, с. 280-281]. При этом есть вероятность и перекоса в мышлении при утверждении этого суждения, что именно лишение свободы выступает в качестве универсального вида наказания, некоего мерила между преступлением и наказанием, что уже имело место в нашей истории. Заявленный на государственном уровне принцип экономии уголовной репрессии предполагает «рациональный подход к использованию всей системы наказаний: не увлечение одним каким-либо видом наказания, например лишением свободы, а именно использование всей системы наказаний для достижения тех целей, которые стоят перед наказанием» [9, с. 91]. Экономия уголовной репрессии как важное направление уголовной политики должно основываться на оценке эффективности видов наказания, и здесь злободневными являются вопросы как о применении видов наказания - кратких сроков лишения свободы, штрафов, так и об оценке их назначения, в частности ввиду возможной излишней вариативности санкций. Отождествляя восстановление социальной справедливости как заявленную цель наказания с возмездием или карой, стоит отметить, что в процессе либеральной эволюции взглядов на уголовное наказание произошел формальный отход в понимании приоритетов, преследуемых наказанием - от возмездия за совершенный проступок путем причинения страданий виновному лицу до исправления личности правонарушителя. Однако исправление личности, рассматриваемое с правовой точки зрения, представляет собой не более как прекращение его противоправной деятельности в дальнейшем, что свидетельствует об изменении взглядов на понимание идеи «самообороны общества» и о возвращении к идее о доминировании концепции специального предупреждения (в которой исправительное воздействие на преступника можно рассматривать с позиции реализации частной превенции) как основной цели наказания. Вместе с тем следует отметить, что в научной литературе иногда встречается мнение, что уголовное наказание не оказывает предупредительного эффекта на преступность. В связи с этим уместно вспомнить точку зрения М. П. Мелентьева, что если человек совершает преступление, то это прежде всего свидетельствует о том, что в отношении данного индивида общее предупреждение не дало результатов, но это не значит, что общая превенция неэффективна в отношении всех тех, кто преступления не совершил [10, с. 145]. Однако, рассматривая упомянутую в ст. 1 УИК РФ такую цель уголовно-исполнительного законодательства, как предупреждение совершения новых преступлений как осужденными, так и иными лицами, представляется, что такая постановка проблемы не совсем логична, в первую очередь ввиду рассмотрения механизма общей превенции, которая достигается путем угрозы применения наказания, или, иначе говоря, психологическим устрашением наказанием (теория П. А. Фейербаха), а также путем повышения уровня правовой культуры и правосознания населения. С нашей позиции логичным было бы оставить упоминание об общей превенции наряду с частной как декларируемых целях наказания в Уголовном кодексе, но определив частную превенцию как основную цель, преследуемую уголовно-исполнительным законодательством. При этом возникают закономерные вопросы: возможно ли исправление в условиях принуждения, в частности в условиях мест лишения свободы, где изоляция - это ненормальное состояние, почти всегда переживаемое крайне болезненно и несущее угрозу самой жизни человека? Не является ли постановка такой цели наказания, как достижение исправления осужденных, фактически декларируемой, но практически недостижимой? Как оценить эффективность процесса исправления осужденных? Какие средства наиболее эффективны для достижения поставленного результата? Каковы критерии, свидетельствующие об успешности исправительного процесса? Изначально цель исправления лица в процессе исполнения им наказания перед пенитенциарной системой не ставилась, основной задачей тюрьмы как наиболее жесткого и эффективного средства исполнения наказания являлось предупреждение новых преступлений лицом, ранее преступившим закон, и, конечно же, устрашение самим процессом наказания иных лиц, то есть речь шла о достижении частной и общей превенции. Появление в конце XVIII - начале XIX в. такой цели наказания, как исправление преступника, означало, что этот процесс рассматривался с точки зрения обеспечения государственной и общественной безопасности от дальнейших действий данного лица, то есть исправление преступника понималось как необходимое действие для достижения частной превенции. Отсюда и мнение ряда исследователей, что изначально имелось в виду «только юридическое исправление преступника, подчеркивая безразличное отношение государства к мотивам правопослушного поведения лица, отбывавшего наказание» [11, с. 41]. Вместе с тем очевидно, что достижение такой цели наказания, как исправление, является необходимым условием для реализации цели частного предупреждения. Еще А. А. Герцензон отмечал, что предупреждение совершения новых преступлений со стороны осужденного достигается путем исправления и перевоспитания, а, следовательно, цель частного предупреждения не имеет самостоятельного значения, так как она подчинена цели исправления и перевоспитания осужденного [12, с. 19-20]. Дискуссии по поводу определения целей уголовно-исполнительного законодательства продолжают иметь место. Существует точка зрения, что наличие нескольких целей наказания может затруднять их эффективность, поэтому требуется исходить из одной цели, наиболее достижимой. В частности, Ю. В. Баранов предлагает сделать такой единой целью уголовно-исполнительного законодательства ресоциализацию осужденного [13, с. 10]. Отмечая, что взгляд, по которому система исполнения наказаний должна базироваться на достижении цели ресоциализации преступников, не является новым и предлагается целым рядом авторов (С. А. Борсученко, Л. В. Яковлева и др.) для включения в качестве одной из целей, преследуемых процессом исполнения наказания, считаем спорным признание указанной цели как некой универсальной и достижимой в процессе исполнения наказания. Во многом такой подход обусловлен развернувшейся в западной научной среде дискуссией о доминирующей роли ресоциализационной модели при реализации наказания, которая исходит из определения, что само назначение наказания является фактом, порицающим преступника, а, следовательно, исполнение наказания не должно добавлять зла, а должно быть направлено на повышение социальной ответственности лица и создание условий для его последующей успешной реинтеграции в общество путем привития необходимых умений и навыков. Таким образом, традиционная концепция обеспечения охраны общественных отношений посредством превентивного заключения правонарушителя, в ходе которого и происходит коррекция его последующего поведения, для законопослушного образа жизни теряет свой смысл. В связи с этим преступник предстает не как опасная личность, деятельность которой пресекается путем применения наказания, а как «социальная единица», нуждающаяся в помощи, и наказание уже не кара или возмездие, а средство, через которое общество реализует такую помощь. Подобное понимание исходит из эволюции основных положений «социальной школы» уголовного права, в которой главным лозунгом явилось утверждение приоритета - «не преступление, а преступник», а следовательно, «понятие преступника приобрело различные социально-типологические черты в охранительно-исправительной теории» [1, с. 181]. Необходимость совершенствования деятельности по социальной адаптации и созданию предпосылок для успешной ресоциализации осужденных демонстрируют материалы специальной переписи осужденных в местах лишения свободы, согласно которым довольно высок удельный вес осужденных, утративших социально полезные связи с семьей. Так, по материалам переписи 2009 г., почти 53 % осужденных до осуждения не учились и не работали, только 2,2 % из них имели официальный статус безработного, еще 49,7 % - вели паразитический образ жизни, не имея трудовых навыков. Для сравнения: по результатам специальной переписи осужденных 1999 г. было зафиксировано 56,3 % таких лиц, что, по мнению некоторых авторов, было прямо связано с глубоким экономическим кризисом 1990-х годов [14, с. 3]. Таким образом, поддержание и восстановление социально полезных связей осужденных к лишению свободы с семьей и иным социально позитивным окружением, равно как и овладение профессиональными трудовыми навыками и повышение уровня образования, может стать одним из важных критериев оценки эффективности деятельности исправительного учреждения. Закрепление ресоциализации в уголовном законодательстве как одной из возможных целей наказания кажется весьма закономерным по следующим причинам: - либеральными тенденциями в эволюции уголовного права, при которых встает вопрос о реализации гуманного подхода к преступнику, в котором карательный элемент наказания носит второстепенный характер, а приоритетом является восстановление правонарушителем в ходе отбытия им наказания нарушенных этим процессом социально полезных связей, привитие навыков и умений, способствующих его социализации вне стен исправительного учреждения; - отсутствие видимой эффективности традиционного подхода к пониманию сущности исправления осужденного, проблемы выделения критериев, позволяющих говорить о достижимости исправительного процесса в условиях социальной изоляции. Однако довольно часто, отмечая приоритет ресоциализации как цели наказания, многие авторы не разграничивают ее от исправления, смешивая и подменяя указанные процессы. Так, М. П. Мелентьев, говоря, что ресоциализация осужденных является основной целью исполнения наказания, понимает ее как «процесс, который стимулирует становление осужденного на жизненную позицию, отвечающую конституционным нормам, определяющим права, свободы и обязанности граждан» [10, с. 144]. С. А. Борсученко представляет ресоциализацию осужденных как ряд мер нравственносоциального характера, направленных на исправление личности с антиобщественной манерой поведения [15, с. 75]. Такой подход, имеющий место в научной литературе, обобщает два процесса, различных по своей направленности, - исправление осужденных, который ставит своей целью изменение поведения лиц для его последующей законопослушной жизни и непосредственно ресоциализацию, под которой мы понимаем приобретение навыков и умений, позволяющих успешно адаптироваться к жизни вне стен исправительного учреждения и тем самым минимизировать возможные риски в виде последующего рецидива. Такое обобщение во многом связано с наличием общих средств, реализуемых в ходе этих процессов. Так, реализацию процесса ресоциализации в условиях лишения свободы трудно представить без получения осужденным общего и профессионального образования, но эти средства согласно ч. 2 ст. 9 УИК РФ заявлены и как основные средства исправления. В настоящее время в деятельности уголовно-исполнительной системы ресоциализация понимается более узко. Так, согласно п. 14 Положения о группе социальной защиты осужденных ИУ УИС определены следующие задачи, которые в той или иной степени относятся к ресоциализации осужденных: - выявление и решение социальных проблем осужденных, оказание им дифференцированной социальной помощи, координирование деятельности других служб исправительного учреждения в решении данных вопросов; - подготовка осужденных к освобождению, организация занятий в школе подготовки осужденных к освобождению, привлечение к их проведению заинтересованных служб учреждения, муниципальных социальных служб; - содействие в становлении и укреплении социально полезных связей осужденных, их трудовом и бытовом устройстве после освобождения, решении вопросов, связанных с пенсионным обеспечением осужденных; - оказание консультативной помощи осужденным в подготовке необходимых документов для получения паспорта, а также принятия мер по получению документов, подтверждающих их право на социальное обеспечение; - привлечение специалистов различных служб социальной защиты населения к оказанию помощи осужденным, в том числе консультативной; - привлечение общественности к решению социальных проблем осужденных, в том числе в трудовом и бытовом устройстве после освобождения из исправительного учреждения. На наш взгляд, деятельность по ресоциализации лица можно разделить на следующие направления: - образовательное - получение необходимых образовательных и профессиональных навыков и умений, необходимых в условиях внешней социальной среды; - информационное - осуществляемое как доведение необходимой информации до сведения осужденного, которая может помочь ему успешно социализироваться после освобождения, так и оказание помощи в поиске работы и места проживания, восстановлении необходимых документов и т. д.; - индивидуально-адаптационное - помощь в восстановлении социально положительных связей с близким кругом лиц, находящихся вне стен исправительного учреждения, могущих оказать устойчивое влияние на осужденного после выхода его на свободу, путем организации свиданий, проведения сеансов видеосвязи, участия в совместных мероприятиях, проводимых администрацией учреждения, и т. д.; - терапевтическое - реализация медицинских и психотерапевтических программ при наличии у лица в анамнезе различного рода устойчивых зависимостей (наркомания, алкоголизм и т. д.). Осуществление процесса ресоциализации осужденного предполагает наличие противоположных тенденций - изолируя правонарушителя в места лишения свободы, мы, с одной стороны, разрываем его связи, в том числе и положительные, принудительно изменяем его окружающую среду и, следовательно, сферу взаимодействия, с другой - ставим цель последующего его включения в эти положительные связи, нарушенные условиями изоляции. Еще одной проблемой является то, что сам процесс исполнения наказания до сих пор во многом строится на инструментальном подходе к работе с осужденными. Осужденный в лучшем случае рассматривается как объект исправительного воздействия, а не как субъект, «который должен быть включен в процесс решения проблем, определяющих его дальнейшую судьбу» [16, с. 244]. Рассматривая постановку ресоциализации как единственной цели наказания, следует отметить, что этот процесс для осужденного не заканчивается моментом его выхода за пределы исправительного учреждения. Наряду с пенитенциарной ресоциализацией, реализуемой в условиях исправительного учреждения, важное место в системе профилактики рецидивной преступности занимает организация постпенитенциарной ресоциализации, которая включает в себя адаптацию лица к новым условиям жизни в обществе после отбытия им наказания. Сама сфера действия уголовно-исполнительного законодательства в этой части весьма ограничена, так как последнее регулирует только отношения, связанные с исполнением (отбыванием) наказания, в то время как процесс ресоциализации выходит за эти рамки. Определяя ресоциализацию осужденного к условиям жизни после отбытия им наказания как несомненно важное направление деятельности по профилактике рецидива, мы рассматриваем его лишь как одно из направлений деятельности учреждения и органов исполнения наказаний, регламентированное в нормативно-правовых документах, которое не является полностью достижимым и завершенным в процессе проведения подобных мероприятий только в стенах исправительного учреждения. Исходя из исследуемых целей наказания полагаем, что конечной и главенствующей целью уголовно-исполнительной политики является предупреждение совершения новых преступлений осужденным (специальная превенция), которое обеспечивается путем реализации комплекса наиболее эффективных мер в процессе индивидуальноисправительного воздействия на лицо, отбывающее уголовное наказание, что подразумевает наличие ряда частных целей, необходимых для достижения приоритетной. В качестве таких частных целей выступают организация исправительного воздействия и организация деятельности по ресоциализации осужденного, осуществляемая администрацией исправительного учреждения в ходе исполнения лицом наказания. Реализация частных целей способствует достижению приоритетной. На частное предупреждение ориентированы все нормы уголовно-исполнительного законодательства, устанавливая такое содержание правоотношений, которое затрудняло или исключало бы возможность совершения преступления (первоначальный этап), а в перспективе - достигало бы формирования социально одобряемых свойств и качеств личности осужденного как основы для формирования законопослушного образа жизни, создания предпосылок для процесса успешной социализации лица после его освобождения из мест лишения свободы. Таким образом, понимая уголовно-исполнительную политику как комплекс эффективных и практикоориентированных мер государства по реализации целей уголовного наказания в деятельности учреждений и органов исполнения наказаний, в основе которой находится соблюдение баланса принуждения и убеждения, мы полагаем, что эффективность реализации этих мер основана на следующих взаимообусловленных «теоретических началах»: - во-первых, признание карательной сущности наказания, обусловленной изоляцией правонарушителя от привычной социальной среды, что, с одной стороны, ведет к реализации частной превенции - предупреждению или по крайней мере минимизации дальнейшего криминального поведения конкретного осужденного, с другой - позволяет индивидуализировать и дифференцировать процесс исполнения наказания для достижения цели исправления лица; - во-вторых, понимание сочетания мер убеждения и принуждения как основы исправительного воздействия на осужденного, осуществляемых посредством как ограничительных требований режима и надзора исправительного учреждения, так и иных мер воспитательного воздействия на осужденного; - в-третьих, индивидуализация и дифференциация процесса исполнения наказания исходя из половозрастных особенностей, степени общественной опасности, уровня криминальной зараженности и т. д., которая отражается и на специфике мер исправительного воздействия осужденного; - в-четвертых, наличие элементов прогрессивной системы (или системы социальных лифтов) исполнения наказаний, позволяющих осужденному изменить условия своего нахождения внутри пенитенциарного учреждения (переход на облегченные условия содержания или наоборот), а также предусматривающих досрочное освобождение из мест лишения свободы; - в-пятых, признание длительности процесса ресоциализации правонарушителя, который, начинаясь в процессе исполнения наказания (освоение трудовой специальности, восстановление социально значимых связей, определение места жительства и возможного трудоустройства и т. д.), не завершается его выходом из пенитенциарного учреждения. Обеспечение планирования и контроля этого процесса в условиях общества вне стен исправительного учреждения как направления деятельности, позволяющей повысить эффективность социальной адаптации лица, позволит снизить риски возможного рецидива и будет способствовать реализации цели наказания, выделяемой нами в качестве приоритетной. Вместе с тем данное направление выходит за рамки деятельности уголовно-исполнительной системы на сегодняшний день, но в дальнейшем, возможно, получит свое развитие в рамках расширения деятельности службы пробации, если таковая будет создана на базе имеющейся системы уголовноисполнительных инспекций.

1. Radbruh G. Filosofiya prava. M. : Mezhdunar. otnosheniya, 2004. 240 s @@ Radbrukh, G. 2004, Philosophy of law, International relations, Moscow.

2. Manns G. Yu. Obschee i special'noe preduprezhdenie v ugolovnom prave. Irkutsk : Vlast' truda, 1926. 82 s @@ Manns, G. Yu. 1926, General and special prevention in criminal law, Power of labor, Irkutsk.

3. Ugolovnoe nakazanie: social'no-pravovoy analiz, sistematizaciya i tendencii razvitiya : monografiya / pod red. V. F. Lapshina. M. : Yurlitinform, 2018. 408 s @@ Lapshin, V. F. (ed.) 2018, Criminal punishment: socio-legal analysis, systematization and development trends, Urlitinform, Moscow.

4. Kozachenko I. Ya., Kozachenko E. B. Ugolovno-pravovaya kal'kulyaciya celi ugolovnogo nakazaniya // Nakazaniya v usloviyah gumanizacii ugolovnoy politiki Rossii. Vologda, 2011. S. 15-16 @@ Kozachenko, I. Ya. & Kozachenko, E. B. 2011, ‘Criminal law calculation of the purpose of criminal punishment’, pp. 15-16, Vologda Institute of Law and Economics of the FPS of Russia, Vologda.

5. Obschaya chast' novogo Ugolovno-ispolnitel'nogo kodeksa Rossiyskoy Federacii: itogi i obosnovanie teoreticheskogo modelirovaniya / pod red. V. I. Seliverstova. M. : Yurisprudenciya, 2017. 80 s @@ Seliverstov, V. I. (ed.) 2017, General part of the new Penal Code of the Russian Federation: results and justification of theoretical modeling, Jurisprudence, Moscow.

6. Bytko S. Yu. Effektivnost' predupreditel'nogo vozdeystviya ugolovnogo nakazaniya : monografiya. M. : RPA Minyusta Rossii, 2014. 136 s @@ Bytko, S. Yu. 2014, Effectiveness of the preventive impact of criminal punishment, Russian Law Academy of the Ministry of Justice of Russia, Moscow.

7. Yuzhanin V. E. O resocializacii osuzhdennyh kak celi processa obespecheniya realizacii nakazaniya v vide lisheniya svobody // Vestnik instituta: prestuplenie, nakazanie, ispravlenie. 2015. № 32. S. 9-15 @@ Yuzhanin, V. E. 2015, ‘On convicts’ resocialization as the goal of the process of ensuring the implementation of the punishment in the form of deprivation of liberty’, Bulletin of the Institute: crime, punishment, correction, iss. 32, pp. 9-15.

8. Fuko M. Nadzirat' i nakazyvat': rozhdenie tyur'my. M. : Ad Marginem Press, 2018. 383 s @@ Fuko, M. 2018, Discipline and punish: the birth of the prison, Ad Marginem Press, Moscow.

9. Karpec I. I. Nakazanie. Social'nye, pravovye i kriminologicheskie problemy. M. : Yuridicheskaya literatura, 1973. 287 s @@ Karpets, I. I. 1973, Punishment. Social, legal and criminological problems, Legal literature, Moscow.

10. Melent'ev M. P. Problemy razrabotki Ugolovno-ispolnitel'nogo kodeksa Rossiyskoy Federacii // Melent'ev M. P. Izbrannye trudy. Ryazan' : Akademiya FSIN Rossii, 2007. 300 s. @@ Melent’ev, M. P. 2007, ‘Problems of development of the Penal Code of the Russian Federation’, in M. P. Melent’ev, Selected works, Academy of the FPS of Russia, Ryazan.

11. Ugolovno-ispolnitel'noe pravo : uchebnik : v 2 t. / pod red. Yu. I. Kalinina. 2-e izd. M. : Logos, 2006. T. 1 : Obschaya chast'. 598 s @@ Kalinin, Yu. I. (ed.) 2006, Penal law, in 2 vols, 2nd edn, vol. 1, General part, Logos, Moscow.

12. Gercenzon A. A. Osnovnye polozheniya Ugolovnogo kodeksa RSFSR 1960 goda. M. : Gosyurizdat, 1961. 60 s @@ Gertsenzon, A. A. 1961, Main provisions of the Criminal code of the RSFSR of 1960, Gosurizdat, Moscow.

13. Baranov Yu. V. O celyah ugolovnogo i ugolovno-ispolnitel'nogo zakonodatel'stva // Chelovek: prestuplenie i nakazanie. 2012. № 1. S. 8-19 @@ Baranov, Yu. V. 2012, ‘About the purposes of criminal and penal legislation’, Man: crime and punishment, iss. 1, pp. 8-19.

14. Harakteristika osuzhdennyh, otbyvayuschih lishenie svobody (po materialam special'noy perepisi osuzhdennyh 2009 g.) / nauch. red V. I. Seliverstov. M. : Yurisprudenciya, 2010. Vyp. 1. 18 s @@ Seliverstov, V. I. (ed.) 2010, Characteristics of convicts serving imprisonment (based on the materials of the special census of convicts in 2009), iss. 1, Jurisprudence, Moscow.

15. Borsuchenko S. A. Resocializaciya i social'naya adaptaciya osuzhdennyh k lisheniyu svobody: ponyatie, soderzhanie, pravovoe regulirovanie // Yuridicheskiy vestnik Samarskogo universiteta. 2018. T. 4. № 2. S. 74-79 @@ Borsuchenko, S. A. 2018, ‘Resocialization and social adaptation of persons convicted to deprivation of freedom: the concept, content, legal regulation’, Legal Bulletin of Samara University, vol. 4, iss. 2, pp. 74-79.

16. Golodov P. V. Process resocializacii osuzhdennyh, otbyvayuschih nakazanie v vide lisheniya svobody: kontekstnyy podhod. Vologda. 2007. S. 243-248 @@ Golodov, P. V. 2007, ‘The process of convicts’ resocialization serving sentences of deprivation of liberty: a contextual approach’ pp. 243-248, Vologda Institute of Law and Economics of the FPS of Russia, Vologda.