Существует четыре логических варианта соотношения цели и средств, насилия и ненасилия, морали и политики: 1) самого Макиавелли (только благая цель оправдывает любые средства); 2) макиавеллистский (цель оправдывает любые средства); 3) гуманистический (благая цель может быть достигнута только благими методами);4) пацифистский (непротивление злу силой) - благая цель может быть достигнута только при неприменении силы. Мы исходим из того, что только третий вариант является моральным и истинным [14, с. 5].

Гуманистическая политика (И. Кант, Ф. Достоевский, М. Ганди, М.Л. Кинг и др.) исходит из тезиса: благая цель может быть достигнута только благими методами [11, с. 28]. «Ненасилие требует, чтобы средства, которые мы используем, были так же чисты, как наши цели» [8, с. 281]. Данное высказывание является не пожеланием кота Леопольда («Давайте жить дружно!»), но аксиомой, подтвержденной на практике. Дело в том, что цель зависит от тех средств, с помощью которых она достигается, поэтому благая цель не может быть достигнута негодными средствами, она тогда видоизменится, будет уже другой, не благой [10, с. 56]. Это прекрасно, осознавал Достоевский и стремился выразить в своем творчестве. И.А. Ильин, отвечая на вопрос, что же есть истинная политика», пишет: «Утверждение органической солидарности всех со всеми». И далее: «Истинное Политическое служение имеет в виду не отдельные группы и не самостоятельные классы, но весь народ в целом. Политика, по существу, не раскалывает людей и не разжигает их страсти, чтобы бросить их друг на друга, напротив, она объединяет людей на том, что им всем обще». Поэтому марксистско-ленинское деление общества на враждебные классы и инспирирование кровавой борьбы между ними Ильин называет «политическим развратом» [3, с. 155, 156]. Вместе с тем Ильин критиковал политику ненасилия, в том числе М. Ганди, что вступает в противоречие с основами гуманистической, моральной политики. Причиной этому служило его своеобразное понимание доктрины «сопротивления злу силой (см. об этом: «О моральном обновлении человечества». В кн.: Ильин И.А. Собрание сочинений. В 10 т. - Т. 2. - Кн. 2. - М., 1993. - С. 288-291). Ильин не осознавал разницы между учениями Толстого (непротивленчеством) и Ганди (ненасильственным сопротивлением).

Образцом гуманистической политики ненасильственного сопротивления может служить деятельность Махатмы (Мохандас Карамчанд) Ганди (1869-1948), который осуществил, казалось бы, совершенно невозможное: на практике доказал возможность политики ненасилия и добился успеха, когда насилие стало повсеместной и общепризнанной нормой, чем-то будничным и обычным, не вызывающим протеста. А ведь до него насилие в политических делах считалось столь же естественным и необходимым, как биологическая смерть человека от старости.

Родился Ганди в глубоко религиозной семье, его отец был справедливым, неподкупным, а также веротерпимым, что в те времена было большой редкостью. Ганди рос застенчивым и робким мальчиком, но вместе с тем обладал внутренней духовно-нравственной стойкость, проявившейся уже в 11 лет, когда он спорил с родителями, считая несправедливой кастовую систему. Много лет спустя ему удастся убедить индийцев отказаться от нее. В 1888 г. Ганди уезжает в Англию изучать юриспруденцию, нарушив кастовый запрет. Общение с европейской культурой открыло для него новые горизонты: он знакомится с буддизмом и Новым Заветом (который его потряс), мечтает объединить индуизм с буддизмом и христианством. Возвратившись в Индию в 1891 г., он не добивается успеха на адвокатском поприще, так как ведет себя ответственно и честно. В 1893 г. он отправляется в Южную Африку, где сталкивается с ужасными проявлениями расизма. Расовые предрассудки он называет «серьезной болезнью» и начинает борьбу с ними. Борьба за права индийцев и всех притесняемых людей становится основным содержанием его жизни. При этом он вырабатывает личные принципы поведения: всякий раз оказывать произволу вежливое, но непреклонное сопротивление, и никогда не требовать возмездия за личные оскорбления. В 1894 г. он предложил объединиться в ассоциацию всем, вне зависимости от вероисповеданий, национальностей и каст. Его жизнь неоднократно подвергалась опасности, и он не единожды жестоко избивался, однако не искал возмездия и прощал, чем вызвал уважение даже у белых расистов. В борьбе и жизненной практике происходило углубление и укрепление его духовно-нравственных и религиозных принципов. Ганди знакомится с учением Льва Толстого о непротивлении злу силой. Он пишет: «Россия в лице Толстого дала мне учителя, который предоставил теоретическую основу моего ненасилия». Хотя известно, что идею ненасилия он впитал в себя вместе с молоком матери, так как в местности, где он жил, был распространен джайнизм - одно из древнейших духовно-нравственных учений, характеризующееся крайним аскетизмом и безусловным следованием принципу «ахимса». Л. Толстой, видимо, помог ему артикулировать, осмыслить и уточнить свои взгляды. Религией Ганди стало служение, к которому он пришел через самопознание. Вечерами после рабочего дня он два часа работал бесплатно в больнице, во время эпидемии чумы сутками ухаживал за больными. «Я сделал своей религией религию служения, - пишет Ганди, - так как чувствовал, что только так можно познать Бога… Я обрел себя в поисках Бога и в стремлении к самопознанию… Именно здесь религиозный дух стал моей жизненной опорой» [19, с. 599].

Ганди, борясь против несправедливых и дискриминационных законов, впервые в 1906 г. выдвинул идею совместного ненасильственного сопротивления - сатьяграха (твердость в истине), означавшую невынужденную пассивность слабого перед сильным, и не «око за око». Ганди так пояснил выбор данного понятия: «Правда - "сатья" - предполагает любовь, а твердость - "аграха" - порождает силу и, таким образом, служит ее синонимом. Я поэтому стал называть движение словом "сатьяграха", что означает силу, рожденную правдой и любовью, или ненасилие». Сатьяграха - это мирное восстание, непримиримое сопротивление без злобы и насилия. Единственным оружием является собственная жизнь. Ненасилие - это позиция мужественных людей, трусу оно недоступно, поэтому он и уповает на насилие.

Уже в XIX в. ирландские крестьяне отказывались уплачивать тяжелую земельную ренту английским феодалам, которую с них требовал сборщик платы капитан Чарльз Бойкот. При этом они «бойкотировали» (это слово стало нарицательным) всю деятельность капитана - фермы бастовали, когда был уволен хотя бы один работник. Ганди также противопоставил насилию ненасильственное солидарное сопротивление, основанное на внутренней духовно-нравственной правоте. Он надолго попадает в тюрьму, но движение нарастает, власти вынуждены его освободить. Когда против идущей колоны ненасильственного сопротивления была пущена конница, люди легли на землю, и кони остановились. Мировое общественное мнение встало на защиту движения Ганди. В поддержку индийцев в Южной Африке выступили Альберт Эйнштейн, Бернард Шоу, Бертран Рассел и многие другие известные ученые и общественные деятели. Властям пришлось уступить и отменить в 1914 г. наиболее оскорбительные расистские законы. Один из английских чиновников признался Ганди: «Я иногда хочу, чтобы Вы прибегли к насилию. Тогда нам сразу стало бы ясно, как поступать с Вами». Однако Ганди не предоставил расистским властям такого шанса. Его позиция и действия были безупречны с моральной точки зрения. Так, победой ненасильственного массового движения сатьяграхи фактически впервые в истории человечества завершилась двадцатилетняя работа Ганди в Южной Африке, после чего он возвращается в Индию, в которой британские колонизаторы обрекли население на нищету, выкачивая все ресурсы и уничтожая традиции.

В 1885 г. представители индийской интеллигенции и национальной буржуазии создают партию «Индийский национальный конгресс», цель которой обретение независимости. Возвратившись в 1915 г. в Индию, Ганди вдохнул в деятельность этой партии новые идеи. Он указывал, что «…дело не в политической независимости индийского государства, а в возрождении духовной независимости народа Индии. Могучая сила духа, скрытая в индийской культуре, позволит нам найти собственный путь в истории и обрести единство и равноправие с другими народами. Народ Индии должен обрести независимость в своем сердце, и тогда внешнее угнетение будет бессильно. С помощью оружия можно на время добиться независимости, но с помощью оружия невозможно ни стать свободным самому, ни освободить других. Англичане не завладели Индией - мы им отдали ее. Они находятся в Индии не благодаря своей силе, а потому, что мы держим их здесь» [19, с. 602]. Уинстон Черчилль так заметил по этому поводу: «Рано или поздно вам [колониальной администрации] придется сокрушить Ганди, индийский национальный конгресс и все то, что они отстаивают» [1, с. 3].

Ганди разработал всеобъемлющую программу несотрудничества с колонизаторами путем бойкота иностранных товаров, неповиновения нелегитимным законам и т.д. Все акции осуществлялись на основе полной гласности и открытости, предупреждения противостоящей стороны. Участники движения не должны были желать зла противнику, стремясь лишь к достижению поставленной цели. Вместе с тем каждый, вступивший на путь неповиновения, должен был быть внутренне готов к смерти. Так, Ганди объявлял голодовки, чтобы прекратить индусско-мусульманскую вражду. Его авторитет был настолько высок, что массовая резня прекращалась.

Так как Ганди исходил из духовности, порождающей мораль, его поведение было непредсказуемым. Его искренность и самопожертвование обезоруживали противников. Например, в суде, где его обвиняли в понесенных в результате сатьяграхи жертвах, он отказался защищаться, признав себя виновным за пролитую кровь. «Ненасилие, - заявил он, - подразумевает добровольное подчинение наказанию за несотрудничество со злом». Вместе с тем он считал существовавшие законы нелигитимными и тем самым признавал свое право на сопротивление. Его стали называть Махатмой - «Великой душой». Он был маленьким и худым, с оттопыренными ушами, обернутый всегда только домотканым холстом, и всегда с детской улыбкой. Однако и у него появились враги и помимо колонизаторов. Это фанатики как из числа индусов, так и мусульман, крупные землевладельцы, беспокоившиеся о своих доходах. После ухода англичан взорвалась подготовленная ими «бомба ненависти» как результат политики «разделяй и властвуй» - сознательно посеянная вражда между мусульманами и индусами. Ганди снова объявляет голодовку, и резня в Дели прекращается - это было последним чудом его политики. 30 января 1948 г. в него стреляет фанатик-индус.

Отношение к Ганди различно: кто-то считает его пророком, кто-то - мечтателем-утопистом. Сам Ганди, как и Будда, называл себя просто обычным человеком, стремящимся к моральному совершенству. Для Ганди ненасилие было не просто философской категорией, но сутью его жизни и борьбой за человека, что нашло свое преломление и в политической деятельности. Духовно-нравственные установки определяли все его мировоззрение, в том числе и политическое. «Ахимса постигается не разумом, а душой, - пишет Ганди. - Всех нас может спасти лишь правда и ненасилие». Корни ахимсы не в ненависти, а в любви. Целью сатьяграхи является не наказание противника или нанесение ему ущерба, так как «Истинная ахимса должна означать полную свободу от злой воли, гнева и ненависти и беспредельную любовь ко всему сущему». Ахимса - это внутренняя духовно-нравственная установка, признающая высшей ценность жизнь и любовь к человеку и всему живому. Ганди не верил в быстрые пути к успеху политики ненасилия и, тем не менее, понимал, что «свобода, завоеванная кровопролитием и обманом, - не свобода». Человек, прежде всего, в своей душе должен победить зло и не участвовать во зле внешнем. У Ганди, как и у Достоевского, Бог с дьяволом борется за обладание человеческим сердцем. По Ганди, «…сила происходит не из физических способностей, она проистекает из неукротимой воли. Ненасилие - самая мощная сила, находящаяся в распоряжении человечества» [19, с. 600]. Почему оно не торжествует в современном мире? Потому что требует для своего осуществления духовной личности, ищущей не власти и господства, не славы и богатства, а служения народу и человечеству в лице каждого угнетенного и нуждающегося. Человечеству требуются такие духовно-нравственные личности, чтобы строить политику будущего политического ненасилия.

В Америке известным последователем Махатмы Ганди, выступившим против расовой сегрегации, стал негритянский священник-баптист Мартин Лютер Кинг (1929-1968). Юридической возможности защититься от оскорблений у афроамериканцев не было, господствовал суд ку-клукс-клана. Но Кинг боролся за права ненасильственно, убеждал белых примером христианского поведения в своем праве на равенство (в 1955 г. в г. Монтгомери последовал массовый отказ использовать общественный транспорт, где афроамериканец не мог сидеть, если стоял представитель белой расы). Когда расисты бросили в его дом бомбу (от которой чудом не пострадали его жена и маленький ребенок), он провозгласил заповедь: «Воздерживаться от насилия кулака, языка и сердца». Он заявил: «Мы против насилия. Мы хотим любить наших врагов. Если они остановят меня, наше дело все равно не остановится, потому что оно справедливо» [19, с. 604, 605]. В результате закон о сегрегации в транспорте был отменен и люди перестали бояться ку-клукс-клана. Кинг сумел разбудить души американцев. И афроамериканцы, и представители иных рас уходили от ненависти, мерилом человека была признана личность. Оба гуманиста, М. Ганди и М.Л. Кинг, пришли к заключению, что «…политическую свободу так же, как и духовную, следует мыслить, как равноправную» [4, с. 32]. Кинг считал Ганди своим учителем и повторил его судьбу - был застрелен убийцей.

Позиция Ганди - жертвенная, он приносил себя в жертву каждому человеку и человечеству. Это оружие духовного мужества и ненасилия самое сильное в мире, но оно может исходить только от добровольно взявшей на себя такое обязательство личности. Этот принцип не может быть введен законодательно и стать политикой государства, так как общество и государство не могут рассматривать себя как жертву мира. Такое может произойти лишь тогда, когда все члены общества и все граждане данного государства разделят такую позицию и будут готовы отстаивать ее ненасильственно, даже при наличии угрозы для личной безопасности и самого существования народа. Практически такое, наверное, невозможно, но возможен личный подвиг и служение, примером которого являются Сократ, Иисус, Ганди, Кинг и многие другие. Чем больше будет появляться личностей с такой позицией, тем быстрее прекратятся войны и насилие. Это зависит от мировоззрения и поступков каждого человека.

М.Л. Кинг в 1960 г. отмечал: «Я пришел к выводу... что христианское учение о любви, действуя посредством гандистского метода ненасилия, является одним из самых сильных орудий, доступных угнетенным в их борьбе за свободу» [16, с. 255]. Как известно, в 1959 г. он провел месяц в Индии, изучая принципы ненасилия, применявшиеся М. Ганди. «Именно в том, что Ганди придавал особое значение любви и ненасилию, я нашел метод для социальных преобразований... Я начал чувствовать, что это был единственный морально и практически справедливый метод, доступный угнетенным в их борьбе за свободу» [9, с. 173]. Христос дал М.Л. Кингу дух и мотивацию протеста, а Ганди - метод и технику его выражения. М.Л. Кинг «…пытался найти компромисс между концепцией имманентного Бога, характерной для либералов, и суверенного, трансцендентного Бога неоортодоксов... Бог одновременно и трансцендентен (в той мере, в какой он превосходит человеческую греховность, препятствующую полному воплощению его заветов в земной жизни), и имманентен (в той мере, в какой его моральные принципы выступают в качестве мотивации активной борьбы за справедливость)» [19, с. 20]. Борьба для него не может быть выиграна одной молитвой. Важнейшим было понимание М.Л. Кингом необходимости действовать здесь и сейчас, а не откладывать на потом. Им была глубоко осознана сущность человеческой свободы, провозглашенная уже библейскими пророками, Сократом, христианами, мужественно принимавшими насильственную смерть: «Существует странное, иррациональное убеждение, что в самом ходе времени есть нечто, что неизбежно исцелит все болезни. На деле же время нейтрально. Его можно использовать либо разрушительно, либо созидательно. Я начинаю думать, что люди злой воли использовали время гораздо более эффективно, чем люди доброй воли. Нашему поколению следует покаяться не просто за едкие слова и действия плохих людей, но за ужасающее молчание хороших людей. Мы должны увидеть, что человеческий прогресс никогда не катится на колесах неизбежности. Он идет благодаря неустанным усилиям и постоянному труду людей, желающих быть соработниками Бога, и без этого тяжелого труда само время становится союзником сил социальной стагнации. Мы должны творчески использовать время и постоянно помнить, что время всегда приспело для добрых дел» [8, с. 274, 275].

М.Л. Кинг также выступал против крайностей как самоуспокоения и приспособления к сегрегации, так и против ненависти и насилия в негритянской среде. Он расширил положение - «благая цель может быть достигнута только благими целями» - тем, что «…еще больше неправильно использовать нравственные средства для достижения безнравственных целей» [8, с. 281].

И. Кант также выступил против как поглощения политикой морали у Макиавелли, так и макиавеллистского освобождения политики от морали: «Политика говорит: "Будьте мудры как змии", мораль прибавляет (как ограничивающее условие): "и чисты как голуби"»; «истинная политика... не может сделать шага, заранее не отдав должного морали». Кант, наследуя традицию классической политической философии (Аристотеля), утверждал, что истинная цель политики - «…соответствие общей цели общества» [5, с. 37, 259, 290, 55, 56]. Он подвел итог теоретическим исканиям эпохи Просвещения, обосновывал правовые формы и методы борьбы за изменение общественного строя и объявил личность самоцелью общественной организации: «...право человека должно считаться священным, каких бы жертв это ни стоило господствующей власти». «Кант требует должного. Это требование, как и его кажущаяся «наивность», заключается лишь в убеждении, что политика, основанная на морали и праве, будет наиболее плодотворной, наиболее соответствующей прирожденным правам человека - равенству и свободе» [15, с. 127]. Социально-политические идеи Кант выразил в работах «Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане» (1784) и «К вечному миру» (1795). В последней из названных работ он пишет, что моральный политик должен исходить из «естественного права как идеи разума, являющегося образцом, сколько бы жертв эгоизму это ни стоило». Для Канта это требование носит объективный характер, поэтому «(в теории) не существует спора между политикой и моралью», такой спор возникает на практике, субъективно, когда человек должен бороться с эгоизмом в себе, чтобы не переносить его во вне, в политическую жизнь [5, с. 40, 48]. Проблема же сегодня состоит в том, что то, что для Канта выглядело объективным и аксиоматичным, естественным и априорным, подвергнуто не только сомнению, но и вовсе отрицается. Политика даже в теории признается уже не только не единой с моралью, но и не имеющей с ней ничего общего, рассматривается как «грязное дело», в котором допустимо все. Раздаются призывы примириться с таким пониманием и такой «политикой». Но хотя практика может быть любой, позволительно ли теорию приводить в соответствие с порочной практикой, оправдывать ее еще и теоретически? Недопустимо, чтобы отвратительное сущее стало господствовать над должным, т.е. требованием морального разума, присущего человеку (См. коллективную монографию «Назад к Канту» под ред. Любомира Беласа (L'. Belás, S. Zákutná, E. Andreanskỳ, O. Sisáková. Návratyku Kantovi. - Prešov, AFPhUP 330/411, 2011). L. Belás, for example, deals with various aspects of Kant's definition of politics and special attention here is paid to Kant's understanding of the principles of moral politician and principle of publicity).

Кант выступал за благие методы достижения блага: «…мнимодобрые намерения не могут смыть пятно несправедливости применяемых при этом средств. - Если же на это возразят, что при таких сомнениях в допустимости силой устанавливать состояние законности, быть может, вся земля до сих пор оставалась бы в состоянии беззакония, то такого рода возражение так же мало может уничтожить указанное правовое условие, как и предлог, который выдвигают революционеры, выступающие против государства, а именно что, когда государственный строй негоден, народу следует преобразовать его силой и вообще раз и навсегда проявить несправедливость, дабы потом тем прочнее была установлена и процветала справедливость». Кант был сторонником ненасильственных реформ, осознавая пагубность всяких революций, «уничтожающих всякое правовое состояние» [6, с. 390, 392].

Однако Кант по-просветительски наивно мыслил, что даже дьявол, если он обладает рассудком, в итоге превратится в светлого ангела [6, с. 33]; что уж тут говорить о всемирной истории и таком пустяке, как человеческий эгоизм, - Кант, безусловно, верил в его социализацию. Он, как и его предшественники, полагал, что в итоге социализация эгоизма достигнет такой степени, что человечество из враждующих народов превратится во «всеобщее правовое гражданское общество». С одной стороны, Кант выступает против макиавеллистского освобождения политики от морали, с другой - он прославляет существующий в обществе антагонизм и эгоистическую природу человека, возвращаясь к методологии Макиавелли и Гоббса. Кротких людей Кант сравнивает с овцами и превозносит «завистливо соперничающее тщеславие», «ненасытную жажду обладать и господствовать» как двигателей прогресса, без которых «…все превосходные природные задатки человека оставались бы навсегда неразвитыми»[7, с. 17].

Достоевский более пессимистичен на этот счет; у него Бог и дьявол борются в сердце человека за его душу. Природа человека выглядит у Достоевского антиномичной, и одному рассудку не справиться со злом, более того, он может быть на услужении у него. В отличие от Канта, ставшего родоначальником немецкой классической политической философии, Достоевского можно назвать родоначальником экзистенциальной гуманистической политической философии. Особенно глубоко его идеи развернулись в произведениях «Братья Карамазовы», «Идиот» и «Бесы», в которых дана непревзойденная критика всякого революционного насилия. Для Достоевского «Сострадание есть главнейший и, может быть, единственный закон бытия всего человечества» [2, VIII, с. 192]. Оно разлито по всем его сочинениям. Наиболее глубок, значителен и радикален символ «слезинки ребенка», изображенный Достоевским в бунте Ивана Карамазова, когда тот отказывается принять светлое совершенное будущее общество, если при возведении его фундамента необходима хотя бы одна слезинка ребенка: «И если страдания детей пошли на пополнение той суммы страданий, которая необходима была для покупки истины, то, утверждаю заранее, что вся истина не стоит такой цены». Раскольников, преступив именно эту моральную черту, стал преступником. Достоевский не согласен с тем, чтобы ценой слезинки ребенка или жизни человека «унавозить кому-то будущую гармонию»: «…слишком дорого оценили гармонию, не по карману нашему вовсе столько платить за вход. А потому свой билет на вход я спешу возвратить обратно» [2, XIV, с. 222, 223]. Он солидарен с Кантом в том, что человек есть цель и никогда не может выступать в качестве средства.

Кант также разработал ряд реалистических положений, следуя которым человечество может ликвидировать войны (отсутствие регулярной армии, нефинансирование военных действий, невмешательство во внутренние дела и др.). Его предложения вполне выполнимы, не хватает лишь одного - политической воли, с одной стороны, и требования всечеловеческого гражданского общества - с другой, которое вынудило бы политиков действительно заняться проблемой ликвидации насилия на планете. Частично эти пункты реализованы, частично - нарушаются, а некоторые и вовсе не приняты (нефинансирование производства вооружений и несодержание регулярных армий, ликвидация гонки вооружений).

Наряду с этим Канту был свойствен и просвещенческий утопизм. Он считал, что публика сама себя просветит, если только ей предоставить свободу: «Для этого просвещения требуется только свобода публично пользоваться собственным разумом». Формулируя в «Критике практического разума» категорический императив поступать по отношению к другим так, как бы ты хотел, чтобы относились к тебе, Кант фактически воспроизводит всеобщую волю Руссо, наделяя ее чертами априорности: «...социальные императивы практического разума - априорны»[7, с. 290]. Категорического императива нельзя ослушаться именно потому, что он всеобщ, а не потому, что он заповедан Богом. Заменяя понятие Абсолюта категорией всеобщности, Кант стремился на основе ее и свободы построить целостную этическую систему, независимую от теологического обоснования. Всеобщая воля способна даже мазохиста и садиста превратить в добропорядочного гражданина, точнее, только всеобщая воля способна спасти категорический императив от мазохистского или садистского извращения: не могут же все быть ими. Только в этих условиях категорический императив способен работать. В сфере морали истинным становится то, что может стать всеобщим законодательством.

Насильственная макиавеллистская, гегелевско-марксистская, большевистско-либеральная (мы видим, как крайне правые в России объединяются с крайне левыми в призывах к насилию) методология решения общественных проблем должна смениться истинно гуманистической, демократической (не в смысле «демократии» как идеологии захвата и удержания власти, а в смысле народовластия), в центре которой - не «духи истории» (Гегель), не «национальные государства» (Макиавелли), не «антагонистические классы» (Маркс), не «нация превыше всего» (нацизм), а хрупкая человеческая личность, ценность которой превыше любой идеологии, как «марксистско-большевистской», так и «либерально-демократической», «гнев которых неправеден, так как жесток» (Достоевский). А.С. Солженицын, следуя нравственной традиции великой русской литературы, также отстаивал принципы гуманистической политики: «Да если государственную, партийную, социальную политику не основывать на нравственности, то у человека и вообще нет будущего. Напротив: государственная ли политика, людское ли поведение, определенные по нравственному компасу, оказываются не только самыми человечными, но в конечном счете и самыми предусмотрительными для своего же будущего» [17, с. 96, 97]. «Забывают, что только нравственная политика дает добрые плоды в дальней перспективе» [18, с. 513]. Писатель критикует подмену ООН, ее Совета Безопасности решениями НАТО и США, войны, развязанные госдепартаментом США под видом «гуманных целей».

Новая политическая теория, основанная на хорошо забытых принципах «осевого времени», мировых религий и истинного гуманизма, должна быть экзистенциально-личностной, а не диалектически-классовой и либерально-экстремистской [12, с. 1]. Свобода, демократия и справедливость - не являются самоцелями. Они лишь средства (зачастую негодные, если нуждаются для своего осуществления в насилии) для достижения личного и общественного блага. В международной политике, где победила идеологически и геополитически понимаемая «демократия», «демократичным» является все, что способствует установлению власти единого суверена на Земле (однополярность), недемократично все то, что не укладывается в это желание (многополярность). Метод преодоления данных идеологем, их нейтрализация должны осуществляться на теоретическом и практическом уровнях. Наиболее приемлемый и эффективный для этого путь - утверждение во внутренней и внешней политике государств приоритета моральных ценностей, особенно - ненасилия. В сегодняшнем мире уже ни «демократия», ни «либерализм», ни «свобода» и другие искаженные и дискредитированные ценности способны выправить ситуацию, а только проведение ненасильственной морально ориентированной экзистенциально-личностной политики. Именно такую политику всегда стремились утверждать духовные традиции человечества, лучшие его умы. Необходимо углубление, развитие и распространение культуры активного и деятельного (не пацифистски обезоруживающего) ненасилия, способного противостоять злу и насилию, но не их методами. Мораль требует защиты оскорбленного и униженного, требует нейтрализации агрессивных устремлений. Ненасильственная моральная политика не должна впадать ни в крайность насилия, ни в крайность пацифизма, не допускающего противодействия насилию и злу [13, с. 260]. Моральная политика должна быть жизнеутверждающей, способной отстаивать истинность своих принципов и теоретически, и практически (См. подр. другие работы автора: Нижников С.А. Мораль и политика в контексте духовных и интеллектуальных традиций: монография [Текст]. - М.: ИНФРА-М, 2015; Нижников С.А. О соотношении цели и средств в гуманистической политике [Текст] // Вестник РУДН. Серия: Философия. 2013. № 3. С. 28–38; Нижников С.А. Мораль и политика в социокультурном контексте [Электронный ресурс] // Электронное научное издание. Альманах «Пространство и Время». 2013. Т. 2. № 1; Нижников С.А. Новейшая американская «философия политики» и «демократия» на службе геополитики однополярного мира [Текст] // Геополитика: теория, история, практика. 2012. № 1. С. 256–260; Нижников С.А. Соотношение насилия и ненасилия в политике [Текст] // Вестник РУДН. Серия: Философия. 2008. № 2. С. 5–12.).

1. Gorev A.V. Makhatma Gandi [Tekst] / A.V. Gorev. – M.: Mezhdunarodnye otnosheniya, 1984.

2. Dostoevskiy F.M. PSS [Tekst] / F.M. Dostoevskiy. – V 30 t. – L.: Nauka, 1972–1986.

3. Il´in I.A. Krizis demokratii obostryaetsya... [Tekst] / I.A. Il´in. Sobranie sochineniy. V 10 t. – T. 2. – Kn. 2. – M.: Russkaya kniga, 1993.

4. In-Suk Cha. Globalizatsiya, kul´turnaya identichnost´ i razvitie lichnosti [Tekst] / In-Suk Cha. Vestnik Rossiyskogo filosofskogo obshchestva. – M., 2003. № 3(27).

5. Kant I. K vechnomu miru [Tekst] / I. Kant. Soch. – V 8 t. – T. 7. – M.: Choro, 1994.

6. Kant I. Metafizika nravov [Tekst] / I. Kant. Soch. – V 8 t. – T. 6. – M., 1994.

7. Kant I. Ideya vseobshchey istorii… [Tekst] / I. Kant. Soch. – V 8 t. – T. 8. – M., 1994.

8. King-mladshiy M.L. Pis´mo iz birmingemskoy gorodskoy tyur´my [Tekst] / M.L. King-mladshiy. Nenasilie kak mirovozzrenie i obraz zhizni. – M.: IVI RAN, 2000.

9. King M.-L. Palomnichestvo k nenasiliyu [Tekst] / M.-L. King. Eticheskaya mysl´. – M.: Politizdat, 1991.

10. Nizhnikov S.A. Moral´ i politika v kontekste dukhovnykh i intellektual´nykh traditsiy [Tekst] / S.A. Nizhnikov: monografiya. – M.: INFRA-M, 2015.

11. Nizhnikov S.A. O sootnoshenii tseli i sredstv v gumanisticheskoy politike [Tekst] / S.A. Nizhnikov. Vestnik RUDN. – Seriya: Filosofiya. – 2013. –№ 3. – S. 28–38.

12. Nizhnikov S.A. Moral´ i politika v sotsiokul´turnom kontekste [Elektronnyy resurs] / S.A. Nizhnikov. Elektronnoe nauchnoe izdanie. – Al´manakh «Prostranstvo i Vremya». – 2013. –T. 2. – № 1.

13. Nizhnikov S.A. Noveyshaya amerikanskaya «filosofiya politiki» i «demokratiya» na sluzhbe geopolitiki odnopolyarnogo mira [Tekst] / S.A. Nizhnikov. Geopolitika: teoriya, istoriya, praktika. – 2012. – № 1. – S. 256–260.

14. Nizhnikov S.A. Sootnoshenie nasiliya i nenasiliya v politike [Tekst] / S.A. Nizhnikov. Vestnik RUDN. – Seriya: Filosofiya. – 2008. – № 2. – S. 5–12.

15. Oyzerman T.I. Kant i Gegel´ [Tekst] / T.I. Oyzerman. – M.: Mysl´, 2008.

16. Robert Dzhonson. Martin Lyuter King-mladshiy i nenasil´stvennaya bor´ba za grazhdanskie prava v Amerike [Tekst] / Dzhonson Robert. Nenasilie kak mirovozzrenie i obraz zhizni. – M.: IVI RAN, 2000.

17. Solzhenitsyn A.I. My perestali videt´ tsel´ [Tekst] / A.I. Solzhenitsyn. Sobr. soch. – V 9 t. – T. 8. – M., 2005.

18. Solzhenitsyn A.I. Pererozhdenie gumanizma [Tekst] / A.I. Solzhenitsyn. Sobr. soch. – V 9 t. – T. 8. – M., 2005.

19. Eliovich E. Makhatma (Mokhandas Karamchand) Gandi [Tekst] / E. Eliovich, L. Petranovsaya. Entsiklopediya. – T. 1. – Vsemirnaya istoriya. – M.: «Avanta+», 1996.

20. Yarygin N.N. Khristianskie tsennosti v sovremennom mire [Tekst] / N.N. Yarygin. Vestnik VGGU. – № 1 (1). – Kirov, 2008.

21. L’ Belás, S. Zákutná, E. Andreanskỳ, O. Sisáková. «Návratyku Kantovi». – Prešov, AFPhUP 330/411, 2011.