BBK 67 Право. Юридические науки
Based on the analysis of scientific literature, the provisions of the Constitution of the Russian Federation and foreign states, as well as the norms of international Law, freedom of teaching as a legal category in the system of constitutional rights and freedoms of man and citizen are analyzed. It is shown, in particular, that the domestic constitutional and legal representation of the category “academic freedom” is mainly located in the plane of subjective Law due to the burden of a wide range of legal restrictions and the absence of absolute properties.
Constitution of the Russian Federation, academic freedoms, freedom of teaching, welfare state, human and civil rights and freedoms, fundamental rights and freedoms
Свобода преподавания, как неотъемлемый структурный элемент системы конституционных прав и свобод человека и гражданина, выступает сложной для понимания дефиницией, и определение ее места вкупе с имманентной сущностью указанной категории является вопросом, актуальным как для науки конституционного права, так и для реализации указанной свободы на практике. Анализ нормативной базы и прежде всего Конституции РФ демонстрирует определенный подход к пониманию места и роли свободы преподавания в системе конституционных прав и свобод. Так, ч. 1 ст. 44 Основного Закона нормирует академическую свободу как категорию, не требующую специального нормативного оформления по причине традиционной диспозитивной направленности методов реализации свободы преподавания. Если учесть то, что онтологическая сущность отечественного конституционализма берет начало с советского периода, когда в Конституции виделась основная цель — дать народу свободу[1], то трактовка категории «свобода преподавания» воспринимается именно как свобода, а не право на таковую. В этом, по нашему мнению, и кроется потребность поиска нового понимания указанной категории в целях воплощения ее в жизни общества.
Анализ текста Конституции дает нам возможность уяснить сущность свободы преподавания и выдвинуть обоснованный тезис о том, что свобода преподавания поставлена в один ряд с такими академическими свободами, как литературное творчество, художественное самовыражение и т.д. Тем не менее, констатируя значимость свободы преподавания, ведь эта категория закреплена в Главе 2 Конституции, она, так или иначе, конвергирована законодателем в спектре творческой деятельности. В этой связи в научной среде утвердилось мнение о творческой природе категории «свобода преподавания»[2]. Таким образом, можно согласиться с мнением С.Ю. Зайцева и М.В. Мархгейма о том, что нормативное признание доминантности творческого начала в анализируемой дефиниции приводит к определенному дрейфу категории конституционной свободы в сторону конституционного права[3].
Как известно, субъективное право — это мера возможного поведения субъекта правоотношений, окрашенная в диспозитивную тональность. Иными словами, это та юридическая «территория», в рамках которой участник социального взаимодействия может поступать, руководствуясь своим личным интересом, равно как и оставаться пассивным актором правоотношений. В этой связи небезынтересно исследование К.Е. Игнатенковой, которая разграничивает категории субъективных прав и свобод. Указанный автор обосновывает различную природу обозначенных дефиниций, относя субъективную свободу в сферу дозволений, объем которых и степень отображения в правовой реальности шире, чем эти же критерии у субъективного права. По сути, К.Е. Игнатенкова, сущностно разграничивая права и свободы, наделяет последние более выраженной неотъемлемостью и императивным запретом внешнего частного и публичного вмешательства[4]. Стоит отметить, что подход, жестко разграничивающий права от свобод, в научном сообществе пока не снискал должного признания[5].
Анализируя категорию «субъективная свобода», нельзя не отметить, что свобода как состояние бытийности присуща человеку всегда в той или иной мере. Даже если субъект находится в жестких правовых ограничениях или даже несет наказание в виде «лишения свободы», в определенных аспектах он никогда не теряет свободы функционирования, которая, однако, может не совпадать с желаниями индивида. Выражаясь языком юридических абстракций, свобода и ограничения всегда сопровождают любые правоотношения. В этой связи сложно согласиться с мнением С.Ю. Зайцева и М.В. Мархгейма, которые утверждают, что свобода преподавания распадается на две составляющие: внутреннюю и внешнюю, где под внутренней свободой имеется в виду содержательный аспект деятельности, а под внешней — аспект правовой регламентации. Более того, указанные авторы привязывают объем свободы к объему возможностей для реализации своих субъективных прав, фактически подменяя дефиницию «гарантии» понятием «свобода»[6]. Применительно к нашему исследованию можно утверждать, что нельзя корректно разделить свободу преподавания на внешний и внутренний аспект по причине их взаимозависимости и взаимообусловленности, а сама категория «свобода преподавания» находится в сфере конституционных гарантий и взаимообусловленных между субъектами обязанностей.
Если трактовать преподавательскую деятельность с нормативистских позиций, то интерпретировать ее можно через призму трансляции определенной информации от одного субъекта образовательных правоотношений к другому субъекту юридически урегулированных взаимосвязей. Та или иная доля диспозитивности в указанных правоотношениях не должна выходить за определенные объективным правом рамки, даже с учетом высокой степени самовыражения в этом виде деятельности.
Анализируя категорию «свобода преподавания», можно столкнуться и с проблемой того, что, несмотря на то, что указанная дефиниция является конституционно-правовой, в федеральном законодательстве, в частности Федеральном законе «Об образовании в Российской Федерации»[7], не раскрывается эта важнейшая правовая категория, что, безусловно, может затруднять реализацию свободы преподавания и понимание сущности этой категории.
В целом, фиксируя взаимосвязь важнейших категорий прав и свобод человека и гражданина и, в частности, свободы мысли и слова, закрепленных в Конституции РФ (ч. 1 ст. 29), свобода преподавания непосредственно коррелируется с обязанностью лица, занимающегося обучением, перед личностью, обществом и государством. Именно в связи с этими обстоятельствами свобода преподавания не может носить абсолютный характер и подлежит правовой регуляции и необходимым правовым ограничениям[8].
В этой связи достаточно валидным выступает тезис об относительности свободы преподавания, хотя в рамках самого права транслировать знания оно носит абсолютные свойства.
Рассматривая свободу преподавания с теоретических позиций, можно также отметить и то, что указанная категория не является тождественной такой дефиниции, как «академическая свобода», о чем в свое время писали как дореволюционные ученые, так и современные исследователи[9]. Можно согласиться с мнением правоведов о том, что указанные категории соотносятся как часть и целое, образуя сложный категориальный аппарат[10]. По сути, под академическими свободами подразумеваются как законные интересы педагогических работников, так и интересы обучающихся, которые не выходят за правовые границы, что и регламентируется в Федеральном законе «Об образовании в Российской Федерации» (ч. 3 ст. 47). Норма указанного нормативно-правового акта содержательно выделяет несколько групп свобод: 1) свободу преподавания; 2) свободу слова; 3) свободу от незаконного вмешательства третьих лиц в педагогическую деятельность; 4) свободу выбора педагогических методик воспитания и обучения. В этом случае только третья позиция в вышеуказанном перечне свобод относится к категории «негативных свобод», остальные же входят в спектр свобод «позитивных».
Учитывая, что нормы международного права выступают источником права в сфере отечественного правового регулирования, стоит упомянуть и Рекомендацию ЮНЕСКО, затрагивающую правовое положение педагогических работников и заостряющую внимание на возможности фактического использования ими академических свобод (ст. 61)[11]. При этом международное право видит в академических свободах комплекс прав, воплощенных в императивности академических гарантий, параллельно заостряя внимание на особом правовом положении учителей и их специальной компетенции. При исследовании Пакта об экономических, социальных и культурных правах можно обнаружить, что свобода преподавания в нем нормируется через призму культурных прав, прав на пользование достижениями научно-технического прогресса, а также прав на защиту интеллектуальной собственности (ст. 15)[12].
Рекомендации о статусе преподавательских кадров высших учебных заведений, принятые Генеральной конференцией на ее 29-й сессии в Париже в 1997 г.[13], также стоят на позициях обеспечения педагогических работников спектром правовых гарантий, которые и призваны обеспечить свободу преподавания. В частности, к ним относятся: защита от незаконной цензуры, наличие возможности пользоваться современной источниковой базой, право беспрепятственно заниматься исследовательской деятельностью и т.д. В п. 11 указанных рекомендаций от 1997 г. нормируется принцип свободного доступа педагогических работников к библиотекам, наполненным современной литературой и не подвергнутым интеллектуально-политическому купированию. В этом же пункте отражается право преподавателей пользоваться компьютерными сетями, не ограниченными пределом государства, для осуществления педагогической и научной деятельности. В парижском соглашении подчеркивается право научно-педагогического работника на обмен знаниями с другими учеными и возможность распространять результаты своих исследований по всему миру, с параллельным фиксированием их права на защиту интеллектуальной собственности.
В указанном соглашении также регламентируется право педагогов на защиту от вмешательства в образовательную и научную деятельность третьих лиц, в том числе публичной власти, если педагогическая деятельность не сопряжена с нарушением национального законодательства и принципов международного права. В п. 28 Парижских соглашений внимание акцентируется на праве педагога вести свою деятельность сообразно своей совести, а также закрепляется право на защиту от притеснений властей, когда национальный правопорядок несет в себе неправовые элементы и расходится с общепризнанными нормами и принципами международного права.
В заключение необходимо отметить, что отечественное конституционно-правовое отображение категории «свобода преподавания» преимущественно располагается в плоскости субъективного права. Свобода преподавания обременена широким спектром правовых ограничений и отсутствием абсолютных свойств. Кроме того, рассматривая свободу преподавания вне отрыва от обязанностей перед личностью, обществом и государством, можно совершить методологическую ошибку в содержательном аспекте указанной категории. С другой стороны, акцентируя внимание на свободе преподавания без понимания сущности гарантий, посредством которых она может реализовываться, легко впасть в идеализацию указанной сферы прав человека, так как сама идея гарантированности находится в сфере взаимообусловленных и взаимосвязанных обязательств между личностью, обществом и государством, которые воплощены в идеях законности, солидарности и ответственности. Ведь как подчеркивает выдающийся отечественный ученый-правовед Б.С. Эбзеев: «Общество все еще не осознало, что именно обязанности составляют фундамент взаимной безопасности сочленов общества и объективно необходимое условие их взаимодействия»[14].
[1] Эбзеев Б.С. Великая Российская Революция, власть и свобода: идейные истоки и конституционное устроение // Государство и право. 2017. № 7. С. 5
[2] Комментарий к Конституции Российской Федерации (постатейный) / Под ред. В.Д. Зорькина. М.: Норма, 2011. С. 371
[3] Зайцев С.Ю., Мархгейм М.В. Свобода преподавания: конституционно-правовой ключ к пониманию // NOMOTHETIKA: Философия. Социология. Право. 2014. № 22(193). С. 92.
[4] Игнатенкова К.Е. Дозволение как способ правового регулирования: дис. … канд. юрид. наук. Саратов, 2006. С. 129.
[5] Малько А.В., Субочев В.В., Шериев А.М. Права, свободы и законные интересы: проблемы юридического обеспечения. М.: Норма: ИНФРА-М, 2010. С. 129.
[6] Зайцев С.Ю., Мархгейм М.В. Свобода преподавания: конституционно-правовой ключ к пониманию // NOMOTHETIKA: Философия. Социология. Право. 2014. № 22(193). С. 93.
[7] Федеральный закон от 29 декабря 2012 г. № 273-ФЗ (ред. от 2 июля 2021 г.) «Об образовании в Российской Федерации» (с изм. и доп., вступ. в силу с 1 сентября 2021 г.) // СПС КонсультантПлюс.
[8] Рубанова М.Е., Портенко Н.Н. Конституционно-правовые основы свободы преподавания в Российской Федерации // Ленинградский юридический журнал. 2015. № 2(40). С. 71–76.
[9] Тихомиров П.В. Академическая свобода и развитие философии в Германии: лекция студентам Московской Духовной Академии // Богословский вестник 1905. Т. 2. № 5. С. 65–94; Никольский B. Университетская автономия и академическая свобода // Высшее образование в России. 2008. № 6. С. 147–155 и др.
[10] Гаврилюк О.А. Академические свободы и автономность в современном российском высшем образовании: прикладные аспекты // Известия ВГПУ. 2013. № 5(80). С. 22.
[11] Рекомендация ЮНЕСКО-МОТ «О положении учителей». Принята 5 октября 1966 г. Специальной межправительственной конференцией по вопросу о статусе учителей. URL: https://www.ilo.org/wcmsp5/groups/public/ed_dialogue/sector/documents/normativeinstrument/wcms_493319.pdf (дата обращения: 11.10.2021).
[12] Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах. Принят резолюцией 2200 А (XXI) Генеральной Ассамблеи от 16 декабря 1966 г. URL: https://www.un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/pactecon.shtml (дата обращения: 11.10.2021).
[13] Рекомендации о статусе преподавательских кадров высших учебных заведений. Принятые Генеральной конференцией на ее 29-й сессии в Париже в 1997 г. URL: https://docs.cntd.ru/document/901839542 (дата обращения: 11.10.2021).
[14] Эбзеев Б.С. Личность и государство в России: взаимная ответственность и конституционная обязанность. М.: Норма, 2007. С. 323.
1. Ebzeev B.S. Velikaya Rossiyskaya Revolyuciya, vlast' i svoboda: ideynye istoki i konsti-tucionnoe ustroenie // Gosudarstvo i pravo. 2017. № 7.
2. Kommentariy k Konstitucii Rossiyskoy Federacii (postateynyy) / Pod red. V.D. Zor'kina. M.: Norma, 2011.
3. Zaycev S.Yu., Marhgeym M.V. Svoboda prepodavaniya: konstitucionno-pravovoy klyuch k ponimaniyu // NOMOTHETIKA: Filosofiya. Sociologiya. Pravo. 2014. № 22(193). S. 92.
4. Ignatenkova K.E. Dozvolenie kak sposob pravovogo regulirovaniya: dis. … kand. yurid. nauk. Saratov, 2006.
5. Mal'ko A.V., Subochev V.V., Sheriev A.M. Prava, svobody i zakonnye interesy: problemy yuridicheskogo obespecheniya. M.: Norma: INFRA-M, 2010.
6. Zaycev S.Yu., Marhgeym M.V. Svoboda prepodavaniya: konstitucionno-pravovoy klyuch k ponimaniyu // NOMOTHETIKA: Filosofiya. Sociologiya. Pravo. 2014. № 22(193).
7. Rubanova M.E., Portenko N.N. Konstitucionno-pravovye osnovy svobody prepodavaniya v Rossiyskoy Federacii // Leningradskiy yuridicheskiy zhurnal. 2015. № 2(40).
8. Tihomirov P.V. Akademicheskaya svoboda i razvitie filosofii v Germanii: lekciya studentam Moskovskoy Duhovnoy Akademii // Bogoslovskiy vestnik 1905. T. 2. № 5.
9. Nikol'skiy B. Universitetskaya avtonomiya i akademicheskaya svoboda // Vysshee obrazovanie v Rossii. 2008. № 6.
10. Gavrilyuk O.A. Akademicheskie svobody i avtonomnost' v sovremennom rossiyskom vysshem obrazovanii: prikladnye aspekty // Izvestiya VGPU. 2013. № 5(80).
11. Ebzeev B.S. Lichnost' i gosudarstvo v Rossii: vzaimnaya otvetstvennost' i konstitucion-naya obyazannost'. M.: Norma, 2007.
