Проблема сущности, функций и границ применимости индуктивного метода в науке находится в центре внимания книги С.А. Лебедева, который рассматривает этот вопрос в перспективе развития научного знания. Рецензируемая книга реконструирует основные этапы философского подхода к индуктивному методу как инструменту научной мысли от античности до современного этапа ее развития в контексте широкой панорамы культурной традиции. Автор подробно раскрывает основные этапы конкуренции индуктивной и дедуктивной методологии в классической науке Нового времени, вплоть до появления неклассической науки, которая выявила пределы индукции на эмпирическом уровне исследования, а также ее неспособность служить стратегии теоретического открытия. Обсуждая дебаты между представителями неоиндуктивистской методологической платформы и их оппонентами, автор предлагает свою оценку пределов и перспектив применения индукции на современном этапе развития науки. Исходя из обсуждения различных версий философского оправдания индукции, он выдвигает собственный приксиологический подход к этому вопросу. Сочетая глубину научного проникновения в обсуждаемую проблему и популярный стиль ее освещения, книга С.А. Лебедева может привлечь внимание специалистов, студентов, а также широкой читательской аудитории, заинтересованной вопросами методологии науки.
индуктивный метод, дедуктивный метод, эмпиризм, рационализм, наука, классическая наука, неклассическая наука, классический индуктивизм, неоиндуктивизм, философское оправдание индукции.
Проблема сущности, функциональных возможностей и границ применения метода индукции в науке, несомненно, относится к числу центральных в методологии научного познания. Ее анализ был когда-то представлен значительным числом работ отечественных и зарубежных специалистов в области логики и методологии науки [1, 2, 9, 13, 14, 17]. Однако вряд ли будет преувеличением сказать, что за последние два десятилетия в нашей стране не появлялось монографических исследований, посвященных этой проблеме. В этом плане книга С.А. Лебедева существенно восполняет этот пробел. В ней дан обстоятельный историко-философский, логико-методологический и содержательный анализ проблемы индукции, места и роли этого метода в научном познании, критика по-прежнему бытующего в теоретической и практической рефлексии процесса научного познания концепций индуктивизма и неоиндуктивизма, явно абсолютизирующих роль индуктивного метода в научном познании и развитии науки.
Монография С.А. Лебедева позволяет читателю познакомиться с историей понимания индукции, а также ее роли в научном познании, начиная с эпохи античности и вплоть до наших дней. Вместе с тем в работе дан фундаментальный эпистемологический анализ индукции, ее имманентных логических и методологических возможностей. Автором последовательно развивается и аргументируется идея об общей зависимости видения познавательных возможностей индуктивного метода от общего мировоззренческого климатаэпохи, в рамках которой вызревали те или иные подходы к его интерпретации.
Так, обращаясь к периоду античности, автор отмечает, что мыслители этого времени рассматривают вопрос об индукции в общей форме, анализируя ее роль в достижении знания вообще, что было связано во многом с изначальной недифференцированностью сфер философии и специализированного научного знания. Как известно, древнегреческая мысль была сфокусирована на поиске первопринципов, «начал» научного знания. Поэтому именно в этом свете в спектр интересов ее попадает проблема индукции и возможности использования этого метода для решения данной задачи. Если в учении Сократа, подчеркивает автор, индукция предстает еще только в функции рационального метод раскрытия содержания врожденных этических норм, то Платон трактовал ее уже гораздо шире. Он понимал индукцию («синагогэ») как восхождение ума от любого данного в восприятии чувственно данного единичного к общему знанию, к идее чувственно воспринимаемого предмета. Противоположное движение познающей мысли от идеи к предмету, от более общего знания к менее общему Платон называл диайрезисом, понимая под ним движение познания от «начал» и «высших» родов к «видам», к более частным идеям. Уже в платоновской трактовке индукции («синагогэ») стало очевидно, что движение познания от данного в чувственном опыте к его обобщению, к идее или понятию вещи принципиально не способно выйти из области «мнения» (или области гипотез, как говорят современные эпистемологи). По Платону только путь дедукции или диайрезиса имеет дело с необходимым движением мысли и может порождать знание как логически удостоверенную истину [8, с. 22].
В связи с этим, безусловно, заслуживает внимания обстоятельное обсуждение автором понимания античными философами соотношения этих двух основных путей познания и их возможностей в достижении научного знания, которое, считали греки, должно обладать свойствами истинности, необходимости и всеобщности. Затем автор убедительно показывает, что постановка проблемы индукции Аристотелем, этим крупнейшим античным эпистемологом и создателем логики как науки о логическом доказательстве, может быть понята только в контексте его критического отношения к развивавшейся Платоном онтологии и выдвижения Аристотелем альтернативных онтологических и гносеологических идей. Более позитивная оценка Аристотелемроли индукции во многом связана с его представлением о физике как основном способе конкретного познания действительности (Природы, Космоса). Как справедливо отмечает С.А. Лебедев, именно Стагирит впервые исследовал формально-логические и методологические возможности индукции. Проанализировав познавательные возможности перечислительной индукции, Аристотель приходит к выводу, что как полная, так и тем более неполная перечислительная индукция не способна привести к логически необходимым выводам. Ее удел – лишь «диалектические», или вероятностные заключения, хотя и опирающиеся на эмпирические данные, т.е. только мнения. Цель же науки (и в этом отношении Аристотель был полностью согласен с Платоном) – это получение не просто общих, но обязательно при этом логически доказательных или необходимо-истинных суждений [8, с. 27, 28]. Поэтому индукция рассматривается Аристотелем лишь как необходимый, но недостаточный метод для постижения всеобщих и необходимых начал знания. Ее главное достоинство – обращение в процессе познания к реальному миру вещей, а не к миру идей, познаваемому душой путем их припоминания и умозрительного созерцания, как считал Платон.
В целом, как верно констатирует автор, уже в трудах Платона и Аристотеля наметилось достаточно правильное понимание границ индукции как метода научного познания. Европейское Средневековье, с экзегетической установкой его культуры, утвердившейся в схоластической научной среде, в целом оказалось менее восприимчивым к индуктивному методу как важному методу познания. Следует отметить, что индуктивная познавательная стратегия все же была представлена в этот период на Востоке, например в трудах Альхазена, Аль-Бируни, Авиценны и др. В ряду средневековых философов и ученых, которые подчеркивали необходимость использования индуктивного метода в познании природы, необходимо отметить также Р. Гроссетеста и Р. Бэкона.
В эпоху Возрождения, и особенно в Новое время, в силу осознания передовыми мыслителями этих эпох важности именно опытного, а не умозрительно-схоластического познания природы, обостряется интерес к индукции как методу научного поиска, способствующего открытию естественнонаучных истин. Автор подробно анализирует противостояние в эпистемологии этих эпох двух альтернативных программ: эмпирико-индуктивистской концепции научного познания Ф. Бэкона и рационалистически-дедуктивистской программы Р. Декарта. Одновременно автор подчеркивает, что наряду с этими эпистемологическими программами уже существовал поиск некоего третьего пути. Он был представлен разными концепциями, но их общим стремлением было преодолеть крайности и односторонность как индуктивистской, так и дедуктивистской концепций научного поиска. Этот «третий путь» в европейской эпистемологии Нового времени был реализован «…двумя основными способами: 1) через подчеркивание роли гипотезы как важнейшей конституэнты в структуре научного познания и 2) через вычленение в структуре науки качественно-различных родов знания и познания (прежде всего эмпирического и теоретического)» [8, с. 50]. Первый способ получил развитие во взглядах на научное познание в работах Г. Галилея, И. Ньютона и Г. Лейбница. Второй вариант «третьего пути» был реализован в концепциях Д. Локка и Д. Юма, которые предложили варианты интерпретации индуктивного метода как наиболее релевантного эмпирическому уровню познания, а дедуктивного метода – теоретическому уровню. В этом разделе работы достаточно интересно рассматривается полемика Канта с Юмом. При этом квалификация автором кантовской эпистемологической позиции как «догматического априоризма» выглядит, на наш взгляд, слишком жестко [8, с. 68]. Дело в том, что воззрения немецкого мыслителя во многом диктовались его приверженностью ньютонианской картине мира как незыблемой, которая воспринималась в качестве таковой большинством его современников. А до крушения этой классической картины мира, которое произошло лишь в начале XX в., было достаточно далеко.
Дальнейшее рассмотрение автором перспектив развития индуктивной методологии представляется в контексте основных идей логики и методологии науки XIX в. Развитие программы классического индуктивизма подробно анализируется на материале работ Дж. Гершеля и Дж. С. Милля. В работе показано, что их построения встретили резкую критику со стороны В. Уэвелля, Ст. Джевонса, М. Каринского, Л.В. Рутковского и других методологов и историков науки [8, с. 73]. Предложенная ими оценка классического индуктивизма стала актуальной и очевидной лишь в начале XX в., в эпоху становления неклассической науки, окончательно предопределившей утрату популярности и последующий уход со сцены индуктивистской методологии в качестве значимой концепции.
Рождение неклассической науки было сопряжено с осознанием самими учеными несоответствия программы классического индуктивизма тому духу многообразия теоретических стратегий, который утвердился в реальной деятельности ученых уже в конце XIX в. Как верно отмечает С.А. Лебедев, подавляющее большинство современных ученых склонны принять тезис А. Эйнштейна о том, что индукция не является методом открытия и доказательства научных теорий [8, с. 104]. При этом, правда, еще долгое время достаточно большое число ученых и методологов считали, что индукция все же может рассматриваться в качестве метода подтверждения научных теорий. Именно в этом ключе развивали свои идеи представители одного из важных направлений логического позитивизма – неоиндукционизма, которые придерживались гипотетико-дедуктивной концепции пути теоретического познания в науке.
Рассмотрение идей видных представителей неоиндуктивизма (Дж. Кейнса, Г. Рейхенбаха, Р. Карнапа и др.), а также критики их взглядов представляет одну из наиболее интересных темрецензируемой книги. Автор солидаризируется с позицией Г. Рейхенбаха, Р. Карнапа, Ф. Франка и других представителей логического позитивизма относительно того, что «…не существует логики открытия научных теорий, что невозможно чисто логическое выведение законов и теорий из эмпирических данных» [8, с. 108]. Одновременно автор критикует гипертрофию элемента случайности, содержащегося в их подходе к выдвижению научных гипотез, в том числе и в области теоретического познания. Весьма интересен данный в работе компаративный анализ статистической концепции индуктивной логики Г. Рейхенбаха и альтернативных построений индуктивной логики Дж. Кейнса, Г. Джеффриса, Р. Карнапа, опиравшихся на логическое понимание вероятности.
Неоиндуктивистская программа (как ее еще называют – «джастификационистская») философии и методологии науки, как известно, встретила наиболее активное противостояние со стороны критико-рационалистической (или «фальсификационистской») доктрины К. Поппера, который начал свою полемику с неоиндуктивистами еще в 30-е гг. XX в., в период активной деятельности Венского кружка. Фальсификационизм Поппера исходит из невозможности не только доказательства теорий с помощью фактов, но даже подтверждения их истинности с помощью данных опыта. Факты могут только опровергать ложные теории и общие гипотезы в случае обнаружения противоречия следствий этих теорий фактам. В случае же обнаружения соответствия между следствиями проверяемой теории и фактами абсолютно ничего нельзя сказать об истинности проверяемой теории или гипотезы, так как с чисто логической точки зрения истинные следствия могут быть получены и из ложных посылок. Это прямо вытекает из табличного определения в современной логике такой логической функции, как импликация, или следование. Исходя из этого, Поппер трактует путь научного познания как непрестанную череду опровержения ранее принятых теорий, затем выдвижения новых научных проблем, а также множества конкурирующих гипотез в качестве их возможных решений. После этого следует этап их проверки на соответствие имеющимся фактам. В результате такой проверки побеждает та из неопровергнутых опытом гипотез, которая была более информативной, тем самым более смелой, чем ее соперницы, ибо у нее было больше шансов быть опровергнутой по сравнению с ними. Со временем ситуация неизбежно повторяется, и рано или поздно будут опровергнуты те гипотезы, которые когда-то были победителями. Затем весь цикл повторяется. При этом Поппер исходил из конвенциональной трактовки принятия решения об истинности фактов, которые участвуют в качестве потенциальных или реальных фальсификаторов теорий. Его обращение к дарвинистски инспирированному эволюционному видению научного познания как процесса теоретического творчества, где «выживает сильнейший», известная абсолютизация момента прерывности знания отнюдь не означала его полного отказа от попытки «позитивно решить проблему преемственности в развитии теоретического знания». В отличие от Т. Куна и П. Фейерабенда Поппер был и остался верен идеалу истинности научного знания и даже идее роста (конвенциональной) «достоверности» (verisimilitude) научного знания в процессе эволюции науки.
Критический анализ различных доктрин современного неоиндуктивизма и аргументов, высказанных его оппонентами, одним из своих последствий имел также и новую разработку позитивного видения роли индуктивного метода в контексте современного научного познания на всех его уровнях (эмпирическом, теоретическом и метатеоретическом). Автор разделяет такой подход и аргументированно показывает, что роль индукции достаточно велика, например, на эмпирическом уровне научного познания, где ее применение индуктивного метода имеет место при образовании эмпирических понятий, классификаций, выдвижении и подтверждении эмпирических гипотез, в частности эмпирических законов [8, с. 140]. На конкретном научно-теоретическом уровне индукция, по мнению автора, все же служит методом частичного подтверждения научных концепций фактами [8, с. 152]. Одновременно проводится мысль о том, что практика научного творчества в равной мере свидетельствует как против чисто индуктивистских методологических концепций, абсолютизирующих роль индукции в научном познании, так и против разного рода дедуктивистских и конвенционалистских методологий, пафос которых сводится к радикальному отрицанию или недооценке существенного значения индукции в процессе научного познания.
Рассмотрение роли индукции в современном научном познании заканчивается в книге анализом одной из наиболее фундаментальных проблем всей эпистемологии – так называемой проблемы оправдания индукции. Эта проблемная ситуация была задана, как известно, Д. Юмом, который утверждал, что уверенность в истинности индуктивного заключения базируется ни на чем ином, как только на привычке. В связи с этим автор последовательно обсуждает все основные современные подходы к решению проблемы оправдания индукции: 1) «метафизическое» или дедуктивное (Дж. Кейнс, Б. Рассел и др.); 2) прагматическое (Г. Рейхенбах, В. Салмон и др.); 3) индуктивно-аналитическое (Р. Карнап, Дж. Кемени, Я. Хинтикка); 4) конвенционалистское (А. Пуанкаре, Г. Мильо); 5) лингвистическую стратегию деструкции проблемы оправдания индукции (М. Блэк, А. Айер, П. Стросон); 6) позитивно-диалектическое решение (концепция автора) [9, 10]. Согласно позиции автора каждый из подходов к решению проблемы индукции, хотя и содержит определенные рациональные моменты и должен быть учтен в диалектическом подходе к ее решению, однако в целом не выдерживает критики. Суть правильного решения этой проблемы заключается в выходе из чисто теоретического рассмотрения проблемы оправдания индукции в практический и социологический контексты функционирования науки и научного познания. Отправной точкой решения проблемы обоснования индукции в рамках современной (неклассической) эпистемологии должен стать эмпирический анализ реального использования индуктивных обобщений в познавательной практике научных сообществ, выступающих подлинными субъектами современного научного познания [8, с. 180, 181].
В целом монография С.А. Лебедева является, на наш взгляд, существенным вкладом автора в разработку проблемы роли индукции в научном познании. Исследование автора отличают многогранность взгляда на анализируемый предмет, широта его историко-научной, логической и философской эрудиции. Одновременно рецензируемый труд содержит глубокую и достаточно четко выраженную авторскую позицию видения содержания, функций и возможностей индуктивного метода на различных уровнях научного познания. Написанная доступным языком и одновременно отмеченная высокопрофессиональными достоинствами книга, без сомнения, будет весьма полезна не только философам, специалистам в области логики и методологии науки, но и студентам вузов, а также широкой читательской аудитории. Она является важной составной частью разрабатываемой автором в последние годы позитивно-диалектической концепции эпистемологии и философии науки [3–7, 15, 16].
1. Горский Д.П. Обобщение и познание [Текст] / Д.П. Горский. – М.: Мысль. 1985. – 208 с.
2. Индуктивная логика и формирование научного знания [Текст] / отв. ред. Б.Н. Пятницын. – М.: Наука. 1987. –184 с.
3. Лебедев С.А. Философия научного познания: основные концепции [Текст] / С.А. Лебедев. – М.: МПСУ. 2015. – 342 с.
4. Лебедев С.А. Основные положения позитивно-диалектической парадигмы эпистемологии и философии науки [Текст] / С.А. Лебедев // Новое в психолого-педагогических исследованиях. 2014. – № 3. – С. 7–13.
5. Лебедев С.А. Позитивно-диалектическая парадигма эпистемологии и философии науки [Текст] / С.А. Лебедев. – М.: Академия медиаиндустрии, 2014. – 74 с.
6. Лебедев С.А. Курс лекций по философии науки [Текст] / С.А. Лебедев. – М.: МГТУ им. Н.Э.Баумана, 2014. – 318 с.
7. Лебедев С.А. Методы научного познания [Текст] / С.А. Лебедев. – М.: Альфа-М; Инфра-М, 2014. – 272 с.
8. Лебедев С.А. Методология науки: проблема индукции [Текст] / С.А. Лебедев. – М.: Альфа-М, 2013. – 192 с.
9. Лебедев С.А. Проблема оправдания индукции (метафизический и прагматический подходы) [Текст] / С.А. Лебедев // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. Серия: Общественные и гуманитарные науки. – 2013. – № 3(132). – С. 86–90.
10. Лебедев С.А. Проблема оправдания индукции (конвенционалистский, индуктивно-аналитический и лингвистический подходы) [Текст] / С.А. Лебедев // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. Серия: Общественные и гуманитарные науки. – 2013. – № 5(134). – С. 79–83.
11. Лебедев С.А. Структура научного знания [Текст] / С.А. Лебедев // Философские науки. – 2005. – № 10. – С. 83–100.
12. Лебедев С.А. Структура научного знания [Текст] / С.А. Лебедев // Философские науки. – 2005. – № 11. – С. 124–135.
13. Лебедев С.А. Индукция как метод научного познания [Текст] / С.А. Лебедев. – М.: Издательство Московского университета. 1980. – 192 с.
14. Лебедев С.А. Проблема индукции в концепциях познания ранних античных философов [Текст] / С.А. Лебедев // Вестник Московского университета. Серия 7: Философия. – 1972. – № 3. – С. 74–79.
15. Светлов В.А. Современные индуктивные концепции [Текст] / В.А. Светлов. – Л.: Издательство Ленинградского университета, 1988. – 224 с.
16. Lebedev, S.A. Methodology of science and scientific knowledge levels [Text] / S.A. Lebedev // European Journal of Philosophical Research. – 2014. – № 1(1). – С. 65–72.
