Публикация подготовлена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта № 16-03-00804.

Одним из ключевых элементов в философско-правовой концепции британского мыслителя Герберта Харта (1907-1992), относящейся к числу базовых для современного западного позитивизма, философии права и судопроизводства в целом, - является его учение об «открытой» структуре» (opentexture) правовых терминов и юридических норм. С одной стороны, такое учение обосновывает неопределенность лингвистических правил и опирающихся на них юридических стандартов в пограничных случаях словоупотребления, а также вытекающее отсюда ограниченное судейское усмотрение. С другой стороны, что важно для позитивизма и любой теории, отстаивающей ценность нормативного анализа, учение Харта подчеркивает существование «ядра» значения правовых терминов и правил в (составляющих большинство ситуаций) ясных случаях и, тем самым, состоятельность теоретической концептуализации права как системы норм.

Наиболее развернуто Г. Харт заявляет данную теорию в очерке «Позитивизм и разделение права и нравов» (1958)[1] и особенно в базовом трактате «Понятие права» (1961)[2]. Однако впервые тезис о неопределенности правовых понятий появляется у мыслителя еще в 1949 г.у в очерке «Приписывание ответственности и прав»[3]. Здесь данный тезис заявляется в ином идейно-методологическом контексте (в рамках философского исследования обыденного словоупотребления и обоснования тезиса о неописательности понятий действия), обладая как сходством, так и спецификой по сравнению со - ставшей уже классической - доктриной 1961 г.

В настоящей статье мы проведем разбор раннего тезиса (доктрины) неопределенности правовых понятий, его основного содержания и места в концепции 1949 г. Затем с этих позиций мы сопоставим этот первоначальный тезис Харта с учением 1961 г., показав их сходство и различия, а равно оценивая эволюцию соответствующих взглядов британского мыслителя.

1. Концепция аскриптивизма и отменяемости 1949 г.

Работа Герберта Харта «Приписывание ответственности и прав» стала первым опубликованным очерком автора. В этот период он преподавал философию в Оксфорде. Работа несет на себе отпечаток идей философско-лингвистического анализа, в первую очередь воззрений одного из лидеров оксфордской философской школы Джона Лэнгшо Остина. Этим обусловлено то, что рассматриваемый очерк имеет прежде всего и главным образом философскую - а не юридическую - направленность, будучи ориентированным на актуальную для того времени интеллектуальную повестку и ее решение в свете идей аналитической лингвистической философии[4].

Центральным для сочинения 1949 г. стал тезис о неописательности и аскриптивности предложений /высказываний типа «Он сделал это» и соответствующем неописательном, аскриптивном характере понятия действия: «Моя основная цель в данной статье - выдвинуть предположение о том, что философский анализ понятия человеческого действия был… неадекватным и сбивающим с толку, поскольку предложения формы "он сделал это" традиционно рассматривались в первую очередь как описательные, тогда как их основная функция - та, которую я осмеливаюсь называть аскриптивной, - вполне буквально состоит в том, чтобы приписывать ответственность за действия, во многом так же, как основная функция предложений формы "это - его" заключается в том, чтобы приписывать права собственности»[5]. В итоговой части очерка Харт добавляет: «…Я хотел бы обосновать… тезис о том, что понятие человеческого действия есть аскриптивное [понятие]… Предложения "я сделал это", "ыы сделали это", "он сделал это" представляют собой первичные высказывания, посредством которых мы признаем или допускаем обязанность, выдвигаем обвинения либо приписываем ответственность»[6]. Иными словами, Харт пытается показать, что, говоря «он сделал это», мы не (просто) описываем некий материальный факт или положение дел («действие»), но вменяем человеку за него ответственность. Тем самым мы совершаем определенный речевой акт - в духе «перформатива» Дж.Л. Остина, который базируется на отличных от дескрипции основаниях и не может объясняться с помощью привычной «теоретической модели описательных утверждений».

Обосновывая свой тезис аскриптивности, Харт использует нехарактерную для Остина линию аргументации. Он апеллирует к юридическому дискурсу, где более четко проявляются интересующие его черты обыденного словоупотребления. Более конкретно, он обращается к специфике применения правовых понятий, таких, как договор, преступление, нарушение субъективного права и т. п., акцентируя их «открытость» - интересующую нас в данной статье - и, что особенно важно для философа, их отменяемость.

Раскрывая феномен отменяемости и вводя в общефилософский оборот соответствующую терминологию, Харт указывает на практику оспаривания юридических заявлений (обвинений, исков и пр.). Оно возможно как через отрицание фактов, лежащих в основе таких заявлений, так и через обращение к иным, прямо не связанным с данными фактами обстоятельствам («исключениям»), способным полностью отменить первоначальное заявление или «ослабить» его. Отсюда, по Харту, определение, например, такого понятия, как договор, через положительные условия, требуемые правом для его действительности (наличие двух сторон, предложения, его принятия и др.), будет неполным, поскольку «указанные условия, хотя и являются необходимыми, не всегда достаточны… [Нам] все еще придется узнать то, что может отменить заявление о наличии действительного договора [обман, ошибка, принуждение, недееспособность и пр.], даже если все эти условия удовлетворены»[7]. Договор, резюмирует автор, является «отменяемым понятием», которое «подвержено аннулированию или отмене по ряду различных условленных обстоятельств, но продолжает… [применяться], если такие обстоятельства не наступили»[8].

Рассуждая подобным образом, Харт, во-первых, провозглашает сложность и «аномальность» оснований употребления правовых (и близких им обыденных) понятий - оснований, предполагающих разнородные по характеру положительные и отрицательные элементы. Во-вторых, он подчеркивает несводимость значения данных терминов-понятий и использующих их утверждений к материальным фактам. Все это, с точки зрения автора, не позволяет - вопреки традиционной философской теории - рассматривать юридические высказывания в качестве случаев эмпирического описания, построенного на логической дедукции и «закрытом» определении.

Согласно Харту, устанавливая, существует ли действительный договор между А и В, судья не просто отвечает «да» или «нет» на вопрос «подпадают ли факты под формулу, определяющую необходимые и достаточные условия применения понятия "договор"?». Заключение судьи не тождественно констатации соответствующих фактов, но выступает именно подкрепленным ими решением, уместным в отсутствие иных заявлений или обстоятельств. По мысли автора, судебные решения, а также иски, обвинения и пр., всегда суть «смеси» факта и права (нормы), которые могут быть правильными или неправильными, хорошими или плохими, но не могут называться истинными или ложными, логически необходимыми или бессмысленными[9].

В свете сказанного Харт предлагает итоговую формулировку главного тезиса очерка 1949 г.: несводимость понятия действия к обозначению объективной фактологии - физических / телесных движений человека, порожденных психическими причинами - «…Наше понятие действия, как и наше понятие собственности, есть понятие социальное и логически зависимое от принятых правил поведения. Оно по своей сути не является описательным…, но по природе аскриптивно. И оно является отменяемым понятием, подлежащим определению посредством исключений, а не через совокупность необходимых и [всегда] достаточных условий, физических или психологических»[10].

В очерке 1949 г. Харт придерживается следующей логики обоснования. Аргументируя свой базовый тезис о неописательности и аскриптивности понятия действия, автор формулирует общие тезисы аскриптивности и отменяемости словоупотребления, выявляя специфику интересующих его форм обыденного языка через анализ юридического дискурса. Именно с этой целью он обращается к особенностям правовых понятий, указывая, наряду с их отменяемостью, также на их неопределенность.

2. Доктрина неопределенности правовых понятий 1949 г.

Тезис неопределенности вводится Хартом в первой части очерка 1949 г. в рамках критики логицистской модели определения через закрытую логическую формулу необходимых и достаточных условий применения понятия. Как отмечалось, философ указывает на смешанный, фактуально-нормативный характер судебного решения (равно как и исков, обвинений и т. п.): таковое устанавливает, что некоторые факты истинны ("Смит положил мышьяк в кофе своей жены, и в результате она умерла"), и что с этими фактами связаны некоторые правовые последствия ("Смит виновен в убийстве"). Согласно автору, в решении факты подкрепляют юридические выводы особым образом, выступая, в отличие от описательных утверждений, не объектами дескрипции, определяющими значение языковых форм (их истинность), а одними из оснований производства соответствующих утверждений, не единственными и не главными. Подобный статус фактов, по Харту, затемняется традиционной риторикой дескриптивизма и логической формулы, опосредующей соотнесение языкового выражения и факта: «…Когда судья принимает решение о том, что на основе обнаруженных им фактов имеется договор купли-продажи между А и В или… что В ответствен за нарушение субъективного права, …по терминологии кажется, будто бы право должно состоять из… [системы] юридических понятий… созданных и определенных законодателем или некоторым другим "источником", и будто бы функция судьи просто состоит в том, чтобы ответить "да" или "нет" на вопрос "подпадают ли факты под формулу, определяющую необходимые и достаточные условия применения понятий 'договор', 'нарушение субъективного права'… [и т. д.]?"»[11].

Подобный взгляд видится Харту «пагубным упрощением» и «искажением» юридико-дискурсивных практик, используемых здесь оснований официального словоупотребления / квалификации - он не учитывает «характерные черты правовых понятий, которые зачастую делают бессмысленным использование в сочетании с ними языка необходимых и достаточных условий»[12]. Как отмечалось, главной из таких черт для философа в очерке 1949 г. становится отменяемость правовых понятий, как их презюмируемая применимость и оспоримость, их «определимость через исключения». Другой подобной чертой правовых понятий - «смутно знакомой для большинства» и подробно не анализируемой автором - выступает их открытость или неопределенность. Харт пишет: «В Англии судья не обеспечен четко сформулированными общими критериями, определяющими понятия "договор" или "нарушение субъективного права". Вместо этого ему приходиться решать, был ли, исходя из имеющихся у него фактов, заключен договор или нарушено право, через обращение к прошлым делам, или прецедентам. При этом у него есть широкая свобода в оценке того, является ли нынешнее дело достаточно близким к прошлому прецеденту, а также в установлении того, в чем в действительности состоит предыдущий прецедент, или, как говорят юристы, в выявлении ratiodecidendi прошлых дел. Данное обстоятельство обусловливает неопределенность (vagueness) характера правовых понятий, очень слабо регулируемую судебными традициями толкования, а это, в свою очередь, имеет своим следствием то, что обычно требование дать определение правового понятия - "что такое нарушение права?" или "что такое договор?" - не может быть удовлетворено представлением словесного правила для перевода юридического выражения в другие термины либо правила, конкретизирующего совокупность необходимых или достаточных условий. Кое-что может быть сделано путем предоставления наброска в форме общего утверждения о содержании прошлых дел, и это то, как студент начинает изучать право. Но вне этого ответы на вопросы "что такое нарушение субъективного права?", "что такое договор?", если они даются не для того, чтобы ввести в заблуждение, должны принять форму отсылок к руководящим делам по данному предмету, в сочетании с использованием выражения "и так далее" ("etcetera")»[13].

В свете данного фрагмента предлагаемая Хартом доктрина открытости или неопределенности правовых понятий 1949 г. включает следующие положения или элементы.

1. На уровне рассматриваемой речевой (юридической) практики как объекта анализа:

а) отсутствие четких и универсальных критериев (правил) употребления / определения правовых понятий;

б) установление (судьями) содержания правовых понятий и корректности их применения к конкретным случаям (фактам) через апелляцию к прошлым делам / прецедентам, т. е. к известным предшествующим случаям их употребления;

в) наличие (у судьи) широкого усмотрения («свободы») в определении правовых понятий, их содержания, критериев («ratiodecidendi прошлых дел»), их применимости в новом конкретном случае («близости» к новому делу);

г) неустранимость подобного усмотрения через принятые интерпретативные правила («судебные традиции толкования»), которые лишь некоторым образом сужают сферу усмотрения и неопределенности.

2. Как следствие, на уровне правовой теории / методологии это обусловливает:

а) невозможность (теоретического) определения правового понятия через предоставление универсального словесного правила для перевода соответствующего юридического термина / выражения в другие термины либо правила, конкретизирующего совокупность всегда необходимых и достаточных условий его применения;

б) (теоретическую) возможность и оправданность определения правового понятия через апелляцию к имеющимся образцовым случаям его употребления (предоставления «наброска в форме общего утверждения о содержании прошлых дел» или «отсылок к руководящим делам по данному предмету»);

в) сопровождение подобной апелляции оговоркой об открытости фиксируемого перечня употреблений («и так далее»), об открытости критериев применения соответствующего правового понятия и возможности его нового (по-видимому, так или иначе близкого, аналогичного) употребления.

При этом следует также заметить, что экспликация неопределенности правовых понятий осуществляется Хартом на примере и в рамках конкретной правовой системы и речевой практики - английского судопроизводства, т. е. прецедентной правовой системы. Отсюда в очерке 1949 г. неопределенность, по сути, не заявляется Хартом как общая или универсальная черта правовых понятий.

Харт указывает на неопределенность или открытость правовых понятий, которые не ухватываются традиционным методом определения и требуют иных эвристических инструментов. По сути, автор утверждает невозможность - по крайней мере, классической - логической унификации в отношении (рассматриваемых) правовых понятий, применение которых построено на других началах - на размытости и разнородности оснований их использования, на фундаментальной открытости новому употреблению[14]. По мысли философа, обсуждаемая общая формула исходит из определенности или «закрытости» применяемых терминов-понятий там, где таковая отсутствует, и является слишком узкой и упрощенной по отношению к реально практикуемым критериям юридического словоупотребления. В подобном качестве тезис неопределенности дополняет тезис отменяемости 1949 г. и в демонстрации ограничений логической формулы, и в обосновании надлежащей дефинитивной структуры правовых понятий. (Как следует из текста очерка, Харт предлагает определять такие понятия через апелляцию к конкретным случаям их употребления в сочетании с выражениями «и так далее» и «если не», т. е. с указанием на возможность иного - дополняющего и / или корректирующего, отменяющего - употребления.)[15] С этих позиций даже будучи периферийной в очерке 1949 г., доктрина неопределенности также - косвенно - работает на достижение его общих целей: критику философии логицизма, используемую Хартом для оспаривания дескриптивизма и обоснования аскриптивности ряда форм юридического и обыденного словоупотребления (включая понятие действия).

3. Тезис неопределенности 1949 г. в свете доктрины «открытой структуры» 1961 г.

Сформулированные в очерке 1949 г. идеи неопределенности и отменяемости правовых понятий получают свое продолжение в последующих работах Г. Харта, прежде всего связанных с осмыслением юридической аргументации и судебного решения[16]. В работах 1950-1960-х годов Харт продолжает критику логико-дедуктивного подхода, подчеркивая «неспособность дедуктивного доказательства исчерпать понятие [юридического] обоснования»[17]. Автор, в частности, акцентирует особенности юридического рассуждения (дискурса), не охватываемые традиционной позицией: ориентированность на прецедент и аналогию, на собственные базовые презумпции, логически относительные аргументы и т. д.[18] Он отстаивает тезис об ограниченной роли логики (как «формальной гипотетической связи посылок и следствий») в судебном решен. По мысли философа, ключевую функцию здесь выполняет установление содержания / значения юридических терминов, которое основано не на логическом инструментарии, а на искусстве толкования и квалификации частностей, на выборе аргументов в ситуации неопределенности и т. п.[19] Наконец, он выступает с тезисом «открытой структуры» (opentexture) юридических терминов и правил, их неопределенности в пограничных случаях, порождающей неизбежность судейского усмотрения. Это, пожалуй, самый известный элемент учения Харта, затрагивающий состоятельность традиционного логико-дедуктивного подхода.

Наиболее подробно доктрина открытой структуры изложена Г. Хартом в трактате «Понятие права» (1961). Здесь ставшем классическим примере нормы о запрете нахождения транспортного средства в парке, он демонстрирует неопределенность языка и основанной на нем юридической регламентации: «Конкретные фактические ситуации не ожидают нас уже выделенными друг относительно друга и отмеченными в качестве примеров употребления [исследуемого] общего правила… [Последнее также не может] выступить вперед, чтобы заявить о примерах собственного использования. Во всех областях опыта… существует предел, свойственный природе языка, по отношению к тому руководству, которое может обеспечить язык общих терминов (generallanguage). Действительно, [здесь] будут иметь место ясные (plain) случаи, постоянно повторяющиеся в схожих обстоятельствах, по отношению к которым четко применимы соответствующие общие выражения ("если что-то и является транспортным средством, то это - автомобиль"), но наряду с этим будут существовать и случаи, когда непонятно, применяются к ним подобные выражения или нет ("распространяется ли используемый здесь термин 'транспортное средство' на велосипеды, самолеты, роликовые коньки?"). К последним относятся фактические ситуации, которые непрерывно подбрасывает природа или человеческое изобретение, обладающие лишь некоторыми из признаков, свойственных ясным случаям, имея также иные черты, которые у таковых отсутствуют. …Здесь мы ввергаемся во что-то, похожее на кризис коммуникации: имеются доводы и "за", и "против" использования нами общего термина, и никакой устойчивой конвенцией или общим согласием не диктуется его употребление или, наоборот, отказ от такового лицом, проводящим классификацию. Для того чтобы разрешить имеющиеся в таких случаях сомнения, всякий, кто стремится к этому, должен совершить нечто вроде выбора между открытыми альтернативами»[20].

Как видно из приведенного фрагмента трактата 1961 г., несмотря на некоторое различие суждений и формулировок, у доктрины «открытой структуры» и концепции неопределенности (и отменяемости) правовых понятий 1949 г. много общего. Начнем с того, что у них общий философский источник - разделяемые Г. Хартом лингво-аналитические представления о конвенциональности связи знака и референта, исторической и практической обусловленности значения, его фиксации в речевой практике сообщества и пр.[21] Согласно таких представлениям, помимо типичных речевых ситуаций с ясными правилами словоупотребления всегда возможны нестандартные случаи, где сложившиеся лингвистические конвенции не дают нам четкого руководства, где язык «ломается», и у нас просто «нет слов»; частота и важность таких спорных случаев ведет к пересмотру прежних критериев и границ словоупотребления, порождая соответствующие изменения языковых значений[22].

Подобные начала по-разному реализуются в учениях 1949 и 1961 гг. Так, упоминавшаяся доктрина отменяемости подчеркивает «открытость» словоупотребления, производимой нами речевой квалификации: их презюмируемую уместность, а равно неустранимую возможность исправления в свете новых заявлений и обстоятельств. При этом в отличие от своего общефилософского аналога доктрина отменяемости более специфична по своим целям и содержанию. Через идею открытости значений она утверждает сложность оснований применения «социальных» понятий (терминов), их нефактуальность и нормативную обусловленность[23]. Схожей является и ситуация с интересующей нас доктриной неопределенности 1949 г. В ней также обнаруживается указанная философская основа: фиксация значений через конкретные случаи словоупотребления (руководящие прецеденты) и языковые правила (каноны интерпретации, институциональные конвенции, стандарты выявления ratiodecidendiи суждения по аналогии), а равно признание «открытости» дискурса. Вместе с тем, по сравнению с отменяемостью, такая доктрина еще более специфична - размытость границ правовых понятий и возможность их альтернативного применения выводится здесь не из общих закономерностей языка, а из особенностей конкретной «языковой игры» (прецедентной правовой системы) с регламентацией через конкретные примеры, отсутствием четких дефиниций и широким судейским усмотрением.

Схожие философские начала просматриваются и в более поздней концепции неопределенности 1950-х годов, включая ее развернутое изложение в «Понятии права» (1961). Подобная концепция также исходит из неоднородности в применении языковых терминов (наличия у них «ядра» и «полутени» значения, ясных / типичных и спорных / пограничных случаев употребления), а равно из фундаментальной «открытости» терминов (правил их использования) в нетипичных ситуациях. Базируясь на этих посылках, Харт теперь демонстрирует недоопределенность соответствующих юридических стандартов и неизбежность судейского усмотрения как выбора между альтернативными решениями по спорному делу.

При этом следует заметить, что доктрина 1961 г. по ряду параметров более универсальна. Она не ограничивается конкретной правовой системой (языковой игрой), а также не затрагивает специфически юридические или социальные понятия (выводящие свое значение из общественных институтов и практик), но касается любых языковых единиц. Кроме того, она в некотором смысле охватывает объяснение значения понятий с помощью идей неопределенности и отменяемости 1949 г., т. е. с помощью дефинитивных конструкций «и так далее» и «если не…», включая любые отступления от «центральных» случаев словоупотребления - как дополняющие и развивающие их применения, так и изъятия или исключения из такого употребления[24].

К тому же, что важно, доктрина «открытой структуры» провозглашается в ином интеллектуальном контексте и преследует иные цели. Концепты понятийной неопределенности и отменяемости разрабатываются Хартом в рамках философско-лингвистического исследования и направлены на демонстрацию специфических черт правовых понятий, делающих неудовлетворительной «закрытую» логическую формулу и, как следствие, описательную трактовку ряда юридических и обыденных высказываний. В противоположность этому более поздняя доктрина неопределенности имеет четкие правоведческие ориентиры и нацелена на решение ряда проблем теории права. Так, еще в очерках 1953-1957 гг. обсуждение «открытости» юридического дискурса осуществляется в связи с обоснованием авторского проекта аналитической юриспруденции (как философско-лингвистического объяснения ключевых правовых терминов), его методологической состоятельности и ценности в свете вызовов со стороны практически ориентированных теорий. Поэтому Харт, с одной стороны, децентрирует проблемы неопределенности (размытости границ) юридических терминов, указывая на необходимость должного разбора их базовых, всеобщих характеристик - установления их значения, связи с фактами и нормами, и пр. С другой стороны, он отстаивает важность нейтрального, аналитико-юридического подхода к осмыслению неопределенности, подразумевающего описание и философское объяснение соответствующих правовых понятий, экспликацию случаев их неопределенности, систематизацию реальных и возможных аргументов для ее преодоления при решении судебных дел. Как следствие, автор предлагает и особые лингво-аналитические приемы исследования неопределенных (и многозначных) правовых терминов / понятий[25]. Затем, начиная с очерка «Позитивизм и разделение права и нравов» (1958) и трактата «Понятие права» (1961), идеи «открытой структуры» рассматриваются уже в ином ключе - в свете надлежащего представления о юридическом рассуждении и судебном решении, о существе правила и его способности предопределять исход юридического дела и, далее, в свете адекватности общей позитивистской трактовки права как системы (первичных и вторичных) норм. В этом контексте Харт отстаивает значимость правил как поведенческих стандартов, которые способны предопределить решение в (составляющих большинство) ясных случаях, но которые в пограничных ситуациях требуют судейского усмотрения, т. е. выбора наилучшего варианта применения правила[26]. Тем самым философ подчеркивает ценность юридического позитивизма, давая - в отличие от своих предшественников (Дж. Остина, Г. Кельзена и др.) - философско-лингвистическое обоснование позитивистского тезиса неопределенности и усмотрения и формулируя «срединную» / умеренную позицию среди иных теорий права и судебного решения[27].

Проведенный анализ показывает преемственность соответствующих ранних и «классических» воззрений Герберта Харта на юридический язык и методологию его объяснения, а также на «открытость» словоупотребления. Двигаясь от идей понятийной неопределенности и отменяемости 1949 г. как аргумента в пользу неудовлетворительности закрытых формул и, далее, философского тезиса о неописательности и аскриптивности понятия действия, мыслитель в итоге приходит к формированию развернутой доктрины «открытой структуры» юридических терминов и правил 1950-1960-х годов. Такая доктрина имеет более универсальный характер, а равно четкие правоведческие ориентиры, будучи нацеленной на демонстрацию умеренной правовой неопределенности и судейского усмотрения и, как следствие, на оправдание авторского проекта аналитической позитивистской юриспруденции.

1. Austin J.L. Other Minds // Austin J.L. Philosophical Papers / J.O. Urmson, G.J. Warnock (eds.). Oxford, 1961. P. 76–116 (Рус. пер.: Остин Дж. Другие сознания // Три способа пролить чернила: Философские работы / Дж. Остин. СПб., 2006. С. 96–137).

2. Austin J.L. The Meaning of a Word // Austin J.L. Philosophical Papers / J.O. Urmson, G.J. Warnock (eds.). Oxford, 1961. P. 55–75 (Рус. пер.: Остин Дж. Значение слова // Три способа пролить чернила: Философские работы / Дж. Остин. СПб., 2006. C. 91–95).

3. Baker G.P. Defeasibility and Meaning // Law, Morality and Society. Essays in Honour of H.L.A. Hart / P.M.S. Hacker, J. Raz (eds.). Oxford, 1977. P. 26–57.

4. Beltrán J.F. Ratti G.B. Legal Defeasibility: An Introduction // The Logic of Legal Requirements. Essays on Defeasibility / Eds. J.F. Beltrán, G.B. Ratti. Oxford, 2012. P. 1–7.

5. Cole T. Doing Jurisprudence Historically: Interpreting Hart Through J.L. Austin. Warwick School of Law, Research Paper № 2010/28 Available at: http://papers.ssrn.com/sol3/papers.cfm?abstract_id=1715178 (accessed 2 December 2015).

6. D’Almeida L.D. Allowing for Exceptions: A Theory of Defences and Defeasibility in Law. New York, 2015.

7. Hart H.L.A. Analytical Jurisprudence in Mid-Twentieth Century: A Reply to Professor Bodenheimer // University of Pennsylvania Law Review. 1956–1957. Vol. 105. P. 953–975 (Рус. пер.: Харт Г.Л.А. Аналитическая юриспруденция в середине двадцатого века: ответ профессору Боденхаймеру // Правоведение. 2013. № 4. С. 156–177).

8. Hart H.L.A. Definition and Theory in Jurisprudence // Essays on Jurisprudence and Philosophy / H.L.A. Hart. Oxford, 1983. P. 21–48 (Рус. пер.: Харт Г.Л.А. Определение и теория в юриспруденции // Как определять социальные понятия? Концепция аскриптивизма и отменяемости юридического языка Герберта Харта: монография / С.Н. Касаткин. Самара, 2014. С. 369–402).

9. Hart H.L.A. Introduction // Perelman Ch. The Idea of Justice and the Problem of Argument / Trans. by J. Petrie. London; New York, 1963. P. vii–xi (Рус пер.: Харт Г.Л.А. Предисловие [к сборнику работ Х. Перельмана «Идея справедливости и проблема аргументации»] // Российский ежегодник теории права. 2011. № 4. СПб., 2012. С. 621–626.

10. Hart H.L.A. Jhering’s Heaven of Concepts and Modern Analytical Jurisprudence // Essays in Jurisprudence and Philosophy / H.L.A. Hart. Oxford, 1983. P. 265–277.

11. Hart H.L.A. Philosophy of Law and Jurisprudence in Britain (1945–1952) // The American Journal of Comparative Law. 1953. Vol. 2. № 3. P. 355–364 (Рус. пер.: Харт Г.Л.А. Философия права и юриспруденция в Великобритании (1945–1952) // Аналитическая философия, юридический язык и философия права / В.В. Оглезнев, В.А. Суровцев. Томск, 2016. С. 213–226).

12. Hart H.L.A. Positivism and the Separation of Law and Morals // Essays on Jurisprudence and Philosophy / Hart H.L.A. Oxford, 1983. P. 49–87 (Рус. пер.: Харт Г.Л.А. Позитивизм и разграничение права и морали // Правоведение. 2005. № 5. С. 104–136).

13. Hart H.L.A. Problems of the Philosophy of Law // Essays in Jurisprudence and Philosophy / H.L.A. Hart. Oxford, 1983. P. 88–119.

14. Hart H.L.A. The Ascription of Responsibility and Rights // Essays on Logic and Language. First Series / Ed. A. Flew. Oxford, 1951. Vol. 7. Ch. VIII. P. 145–166 (Рус. пер.: Харт Г.Л.А. Приписывание ответственности и прав // Как определять социальные понятия? Концепция аскриптивизма и отменяемости юридического языка Герберта Харта: монография / С.Н. Касаткин. Самара, 2014. С. 343–367).

15. Hart H.L.A. The Concept of Law. 2nd ed. Oxford, 1994 [1961] (Рус. пер. первого издания: Харт Г.Л.А. Понятие права. СПб., 2007).

16. Hart H.L.A. Theory and Definition in Jurisprudence // Proceedings of the Aristotelian Society. 1955. Suppl. vol. 29. Р. 239–264.

17. Loui R.P. Hart’s Critics on Defeasible Concepts and Ascriptivism // Proceedings of the Fifth International Conference on Artificial Intelligence and Law. New York, 1995. P. 21–30.

18. Waismann F. Verifiability // Proceedings of the Aristotelian Society. 1945. Suppl. vol. 19. Analysis and Metaphysics. P. 101–164.

19. Wittgenstein L. Philosophical Investigations / Trans. by G.E.M. Ascombe. Oxford, 1953 (Рус. пер.: Витгенштейн Л. Философские исследования // Философские работы / Л. Витгенштейн. Ч. I. М., 1994).

20. Касаткин С.Н. «Злоупотребление логикой» в судебной аргументации: критика формализма и реализма в очерке Г.Л.А. Харта «Позитивизм и разделение права и нравов» (1958) // Правоведение. 2016. № 1. С. 166–181.

21. Касаткин С.Н. Как определять социальные понятия? Концепция аскриптивизма и отменяемости юридического языка Герберта Харта: монография. Самара, 2014.

22. Касаткин С.Н. Методология определения социальных (правовых) понятий в лингво-аналитической концепции Г. Харта 1949 года // Проблемы методологии и философии права: Cб. статей участников Международного круглого стола. Самара, 2015. С. 67–80.

23. Касаткин С.Н. Проблема нормативных оснований судебного решения: концепция правовой неопределенности Г. Харта и ее критики // Антропологiя права: фiлософський та юридичний вимiри (стан, проблеми, перспективи): Статтi учасникiв Мiжнародного «круглого столу». Львiв, 2012. С. 220–240.

24. Оглезнев В.В., Суровцев В.А. Аналитическая философия, юридический язык и философия права. Томск, 2016.