Барнаул, Алтайский край, Россия
ГРНТИ 06.56 Общественно-экономическая структура
ОКСО 38.02.07 Банковское дело
ББК 65 Экономика. Экономические науки
ТБК 7715 Институциональная экономика
В статье рассматриваются особенности формирования и функционирования государственно-олигархической структуры банковской системы в России. Такая структура остается достаточно фрагментарной и не предполагает развитие здоровой банковской конкуренции. Кэптивные банки, являясь, как правило, ядром финансово-промышленных групп, обслуживают в основном других участников этих групп (аффилированных лиц), что повышает общий риск на консолидированной основе. Многослойная и запутанная структура собственности в таких банках затрудняет выявление реальных собственников и благоприятствует сокрытию ряда операций и выводу средств через оффшорные зоны. Банки с госучастием, которые доминируют в банковской системе РФ, чаще всего выполняют стратегические задачи по развитию ряда отраслей, что не всегда соответствует их высокой эффективности. Такая сложившаяся структура, несмотря на сокращение количества банков в последнее время, не приводит к повышению её устойчивости и не гарантирует избежание кризисов в будущем.
банковская система, кэптивный банк, банк с государственным участием, государственные преференции, аффилированные лица.
Становление олигархической банковской системы в 1990-е гг.
Банковский сектор в начале 1990-х гг. формировался в России специфическим путем – в основном путем акционирования государственных специализированных банков, при котором основными акционерами оставались государство и узкая группа управляющих (из числа руководителей спецбанков).
В период активной фазы денежной приватизации (1995–1996 гг.) происходило формирование частных банков на основе сращивания промышленного и финансового капитала в рамках финансово-промышленных групп (ФПГ). В условиях использования серых схем приватизации (путем залоговых аукционов) реальными собственниками промышленных и финансовых активов стали обладатели крупного капитала, а не те, ради интересов которых формально объявлялась народная приватизация. Эти финансово-промышленные группы стали закрытыми механизмами перераспределения национального богатства в интересах олигархов, сросшихся с госаппаратом на всех уровнях власти (типичная модель извлечения рентных доходов в силу своего особого положения в иерархической структуре российской экономики, на вершине которой находятся олигархические ФПГ).
Так появился еще один российский тип банков – так называемые кэптивные («карманные») банки, которые создавались как ядро финансово-промышленных групп. Для таких банков характерна перекрестная структура владения собственностью, когда крупные акционеры банков (олигархи) владеют пакетами промышленных, финансовых и нефинансовых компаний, создавая очень запутанную систему управления собственностью во главе с холдинговыми компаниями, в том числе, зарегистрированными в оффшорах [1].
Такие банки могут полагаться на получение преференций от государства, но в обмен на проявленную политическую лояльность его собственников. Сближение государства и капитала проходило по линии установления привилегированных связей с наиболее крупными финансовыми структурами, способными взять на себя функцию агентов государства или высшего политического руководства. Центральное место среди них заняли патронаж и клиентела – разновидности иерархических отношений, предполагавшие обмен покровительства политического или бюрократического патрона на лояльность клиентов из бизнеса [2].
Многие «олигархические» банки зарабатывали спекулятивные доходы на операциях с валютой и государственными облигациями в середине 1990-х годов и быстро увеличивали свои капиталы и создавали финансовые конгломераты, приобретая различные активы внутри страны и за границей. В 2000-е годы они диверсифицировали клиентскую базу и стали универсальными по характеру своей деятельности, но львиную долю доходов продолжали получать от обслуживания связанных сторон, входящих в банковскую группу [3].
Народной приватизации, при котором бы акции российских банков были доступны внешним инвесторам, практически не было, за исключением Сбербанка, который первым осуществил «народное IPO» в 2007 г. Попытки Банка ВТБ повторить этот опыт были неудачными и инвесторы потребовали вернуть им потраченные средства через механизм обратного выкупа.
Все остальные крупные госбанки, также как и частные, хотя и являются по статусу публичными акционерными обществами, остаются по существу закрытыми с многослойной структурой корпоративного управления. В настоящее время акции только пяти российских коммерческих банков находятся в свободном обращении на Московской бирже, и доля в свободном обращении невелика: от 7% у Банка «Возрождение» до 48% у Сбербанка России [4].
Место банков с госучастием в банковской системе РФ
Выделим еще одну группу банков, которая доминирует по своему политическому и экономическому весу не только в банковской системе, но и в целом в экономике – это банки, в которых государство напрямую (владение контрольным пакетом) или косвенно (через госкорпорации или другие банки) участвуют в собственности (капитале) этих банков. Последние созданы либо как дочерние банки, входящие в группу ВТБ, ВЭБ Банка или управляются Корпорацией АСВ или созданы государственными промышленными компаниями (Газпром, Роснефть, РЖД и др.) – это Газпромбанк, ТрансКредитБанк (ныне присоединен к ВТБ24), Всероссийский банк развития регионов (ВБРР) и др. Ядром госсектора в банковской системе остаются три крупнейших банка – Сбербанк, Россельхозбанк (РСХБ) и Группа ВТБ.
В балансах трех ведущих госбанков велика доля политически мотивированных активов – акций «дружественных» либо «стратегически важных» компаний, льготных кредитов определенным категориям получателей или выданных по специальным государственным программам, вложений в «престижные» инфраструктурные проекты, а также в недвижимость.
Рост рыночной доли банков, контролируемых государством, начался с уровня 36% в 1999 г. и они расширялись либо за счет естественного (органического) роста капитала этих банков или за счет присоединения частных банков. За период с 2000–2012 гг. доля таких банков в совокупных активах выросла на 62%, тогда как всех остальных банков – на 29%. Позиции банков с госучастием усилились благодаря мерам поддержки в период кризиса 2008 г. и уже в середине 2008 г. эта доля достигла 50%, а в 2012 г. – 55.8% (табл. 1).
Таблица 1
Распределение российских банков по форме контроля в собственности по рыночной доле активов, %
|
Тип банков по форме контроля собственности |
2000 |
2001 |
2002 |
2003 |
2004 |
2005 |
2006 |
2007 |
2008 |
2009 |
2010 |
2011 |
|
Основные банки с гос. участием (ядро)* |
31,3 |
32,5 |
33,9 |
34,0 |
34,2 |
36,9 |
36,7 |
38,7 |
41,7 |
43,3 |
43,7 |
46,5 |
|
Остальные банки с госучастием ** |
4,9 |
4,9 |
5,4 |
6,0 |
6,7 |
6,6 |
7,1 |
6,2 |
11,1 |
11,4 |
10,0 |
9,2 |
|
Частные банки |
54,6 |
54,1 |
52,8 |
52,9 |
51,6 |
48,2 |
44,2 |
37,9 |
28,5 |
26,9 |
28,3 |
26,2 |
|
Иностранные банки |
9,5 |
8,8 |
8,1 |
7,4 |
7,6 |
8,3 |
12,1 |
17,2 |
18,7 |
18,3 |
18,0 |
18,0 |
* Сбербанк России, РСХБ, Группа ВТБ
** Косвенный контроль.
P.S. Полный список банков с госучастием, в том числе полным и косвенным можно посмотреть на сайте BANKS.IS (URL: https://banks.is/publ/145-banki-s-gosudarstvennym-uchastiem-spisok-2016).
Источник: [5].
После 2008 г. правительство присоединяло терпящих банкротство банков к Агентству страхования вкладов (АСВ) или к Внешэкономбанку (ВЭБ) и за счет госсредств проводило их санацию. Так, Банк Москвы, который принадлежал Правительству Москвы, был передан в Группу ВТБ на санацию и был полностью куплен ВТБ Банком в 2016 г. (сегодня этот объединенный Банк называется «ВТБ. Банк Москвы»).
На практике государственное происхождение основной части капитала банка не гарантирует, что он действует именно в интересах государства, а оно извлекает пользу от этой деятельности. Обычно банк контролируют инсайдеры (прежде всего, топ-менеджеры), при этом игнорируются интересы миноритарных акционеров и общества в целом. Из-за слабого контроля со стороны главного акционера эти банки оказываются «бесхозными», в результате обостряется агентская проблема, связанная с оппортунистическим поведением менеджеров [6].
Низкая прозрачность и ответственность, а также высокая коррупция типичны для банков с госучастием. Так, Правительство Москвы полностью контролировало Банк Москвы с начала его образования в 1995 г., но постепенно контроль ослабевал после нескольких внешне неприметных корпоративных изменений, что, в конечном счете, привело к снижению доли Правительства в собственности до 48%. Это привело к злоупотреблениям: в 2011 г. выявилось, что Банк Москвы предоставил «родственным» компаниям кредитов на сумму 200 млрд руб. и все сделки носили скрытый характер (т.е. реальный контроль за собственностью был утрачен).
Сложившаяся структура банковской системы РФ одновременно имеет как преимущества, так и недостатки. В период международной финансовой нестабильности российская банковская система выстояла и даже показала результаты не хуже, чем европейские банки. Российские банки не проводили политику агрессивного кредитования как следствие преобладания госбанков.
Но её достоинства есть продолжение её недостатков. Поскольку банковская система есть своего рода дуополия из двух банковских групп – Сбербанка и ВТБ, в которой Сбербанк показывает впечатляющие финансовые результаты и низкий риск, тогда как результаты группы ВТБ менее впечатляют. Не факт, что такая дуополия способствует более эффективному распределению капитала, что может препятствовать экономическому росту. Они также ограничивают возможности банковской системы для участия в международной финансовой интеграции, учитывая наложенные на банки с госучастием международные санкции.
В период финансового кризиса ни один западный банк не свернул свою деятельность в странах ЦВЕ, тогда как в России три ведущих западноевропейских банка прекратили свою деятельность и также наблюдался значительный отток иностранного капитала из банковской системы, начиная с 2011 г. Доля нерезидентов в совокупном уставном капитале банковской системы (без учета участия нерезидентов, находящихся под существенным влиянием резидентов РФ) на 1 01. 2014 г. составляла 23%; на 1 01. 2015 г. – 18,4%; на 1 01. 2016 г. – 14,3%; на 1.01.2017 – 13,6% [7].
Fungáčová and Weill (2012) изучали состояние ликвидности российских банков и обнаружили, что банки, контролируемые государством, более ликвидны, чем небольшие банки [8]. В долгосрочной перспективе госбанки будут сдерживать развитие финансового сектора, но в краткосрочной перспективе они укрощают банковские риски. Но поскольку в долгосрочном периоде поддержание финансовой стабильности остается главным приоритетом банковского регулирования, можно ожидать, что российское правительство вряд ли изменит свое отношение к целесообразности участия государства как крупного собственника в банковской системе, если риски внешних шоков остаются высокими.
Однако при других обстоятельствах стоило бы поставить другие цели – повышение аллокационной эффективности. Это должно привести к большему открытию банковского рынка для частных, в том числе иностранных банков. Может в этом случае стоит проводить постепенную приватизацию госбанков.
Какая банковская система сложилась в РФ?
Таким образом, на сегодня в России сложилась автократичная банковская система со всеми её ограничениями для дальнейшего развития и низкой эффективностью. По аналогии с авторитарным политическим режимом, который характеризуется как минимум четырьмя характеристиками, а именно: политическое и экономическое доминирование государства и ограниченный политический плюрализм; альтернативность выбора для избирателей практически исключена при формальном отсутствии ограничений для различных групп избирателей; в качестве идеологии обычно выдвигаются различные формы проявления национализма; деполитизация масс, индифферентное, пассивное отношение к власти, можно охарактеризовать сложившуюся автократичную структуру российской банковской системы.
Во-первых, это доминирование государства в банковской системе. При этом, в банковскую элиту входят также крупные частные, в том числе, иностранные банки. Но возможности для их экспансии в такой системе весьма ограничены. Небольшие и средние банки, которые удалены от центральной и региональной власти, не имеют шансов для развития и существования в такой системе [9].
Во-вторых, преференции в такой системе получают также в основном госбанки, которым в кризисные времена предоставляется массированная государственная поддержка в виде дешевых, в том числе, субординированных кредитов. Именно госбанки скупают «терпящие бедствие» частные банки, пользуясь такой поддержкой.
В-третьих, основной политической доктриной финансовой (банковской) политики, проводимой правительством, – это политика финансового национализма или ярко выраженного перенаправления финансовых потоков в страну и повышения суверенитета в денежной и платежной сфере. В рамках такой политики – ориентация на поиск внутренних источников финансирования госдолга, например, выпуск гособлигаций, деноминированных в местной валюте, дедолларизация. Именно в рамках этой идеологии проводится политика деофшоризации и решительная борьба с теневыми схемами вывода денег за границу через банковскую систему.
В-четвертых, в русле проводимой политики «чистки» банковского сектора средства частных клиентов перетекают на счета государственных банков. В тоже время, пользуясь своим доминированием на рынке вкладов, они могут занижать стоимость привлекаемых ресурсов и перераспределять их исходя из своих политических приоритетов. Эффективность использования таких ресурсов под вопросом, что не мешает таким банкам извлекать рентные платежи вследствие своего олигархического доминирования на рынке. Бизнес и население выбирают госбанки не потому, что рассчитывают на получение хороших дивидендов, а потому что они считаются наиболее надежными (так называемое пассивное голосование вкладчиков).
В-пятых, политическое влияние на коммерческие банки в такой системе огромно: оно не ограничивается только правовыми рамками (закон и нормативные предписания могут ущемлять интересы других участников, которые не находятся в зоне интереса государства), но и финансовыми трансфертами государственных средств (в конечном счете, средств налогоплательщиков). То есть существуют разнообразные инструменты дискриминации интересов «не своих» банков.
В-шестых, в автократичной банковской системе конкуренция между банками полностью не подавлена. Более того, иностранные банки могут предлагать более совершенные продукты и услуги, которые быстро распространяются среди других банков. Есть рыночные сегменты, где сохраняется достаточно агрессивная конкуренция, например, в розничном кредитовании. Ипотечные кредиты, кредитование малого и среднего бизнеса (МСБ), агропромышленного комплекса (АПК) остаются прерогативной госбанков, поскольку здесь соблюдаются приоритеты стратегического развития и поддержки отдельных отраслей и сегментов экономики. И рыночные принципы при таком кредитовании здесь выражены в меньшей степени [10].
Заключение
Итак, можно сделать вывод, что политический режим влияет на то, как организована банковская система и как учитываются интересы различных сторон банковской сделки. С этой точки зрения автократичный режим может рассматриваться как система, основанная на распределении ренты. При этом режиме формируется кредитный рынок, далекий от аллокационной эффективности. Конкуренция на кредитном рынке ограничена, поскольку льготным доступом к кредиту обладают только аффилированные с банком лица; для других лиц кредит ограничен.
Такая банковская система предрасположена к нестабильности: инсайдеры постоянно ущемляют интересы миноритарных акционеров и вкладчиков, а иногда диктатор экспроприирует всех. Клановая банковская система, замешанная на близких связях, является хрупкой и неэффективной. Это пагубно влияет на экономический рост. Но эти характеристики внутренне присущи банковским системам такого типа.
Конкуренция между банковскими группами может угасать в пользу усиления банков с госучастием, которые все больше влияют на перераспределение финансовых потоков и чаще всего не на основе критериев рыночной целесообразности, а политической необходимости. И, усиливая свою долю на рынке, они присваивают себе все большую часть «рыночной ренты» в силу своего привилегированного положения на рынке.
Сложившаяся структура банковской системы будет консервировать её дальнейшее развитие, поскольку вместо выполнения функции перераспределения денежных ресурсов в пользу наиболее эффективных проектов, она будет их распределять в пользу наиболее политически значимых. Такая система неизбежно будет предрасположена к инфляционному росту денежной массы и политике «дорогих денег». Те, кто будет нести потери от такой системы – наименее защищенные группы – это, прежде всего, вкладчики и предприятия, которые пытаются развивать свой бизнес на рыночных условиях, не пользуясь преференциями государства.
1. Ла Порта Р., Лопес-де-Силанес Ф., Шлейфер А. Корпоративная собственность в различных странах мира. // Российский журнал менеджмента. – 2005. – №3 (3). – С. 97–148.
2. Зудин А. Государство и бизнес в России: эволюция модели взаимоотношений. [Электронный ресурс] // Неприкосновенный запас. – 2006. – № 6. (50). URL: http://magazines.russ.ru/nz/2006/50/zu18.html
3. Либман А.А, А.Г. Мовсесян. Эволюция, реформа и конкурентный порядок в банковской системе России. // Аналитический банковский журнал. – 2002. – №2. – C. 9–16.
4. Официальный сайт Московской биржи [Электронный ресурс]. URL:http://moex.com/ru/listing/free-float.aspx
5. Kirdina Svetlana, Andrei Vernikov. Evolution of the Banking System in the Russian Context: An Institutional View // Journal of Economic Issues. Vol. XLVII No. 2 June 2013.
6. Тулин Д.В. Государственные банки: вопросы корпоративного управления // Аналитический банковский журнал. – 2010. – № 4 (178). – С. 34–40.
7. Статистический бюллетень Банка России [Электронный ресурс] URL: http://www.cbr.ru/publ/?PrtId=bbs
8. Fungáčová, Zuzana and Laurent Weill. Bank Liquidity Creation in Russia. // Eurasian Geography and Economics 53, 2 (2012): 285-299.
9. Davydova Y., and Sokolov, V., (2014). The Real Effects Of Financial Constraints: Evidence From A Debt Subsidization Program Targeted At Strategic Firms. // Journal of Empirical Finance, 29, Pp. 247–265.
10. Laeven, Luc. 2001. Insider Lending and Bank Ownership: The Case of Russia. // Journal of Comparative Economics 29: 207–29.
