Москва, г. Москва и Московская область, Россия
Москва, г. Москва и Московская область, Россия
В фокусе внимания авторов статьи оказываются семасиологически целостные поликодовые практики, объединенные определенными аксиологическими и идеологическими установками. Особое внимание отводится описанию коррелирующих признаков дискурсивного взаимодействия, объективирующих типологические особенности русскоязычной политической и религиозной социально-коммуникативных систем.
политический дискурс, религиозный дискурс, социо- и лингвокультурные константы, лингвокультурный смысл.
Современная эпоха, предполагающая поликультурность и полилингвальность общества, детерминирует каждодневное включение субъектов в социальное интерактивное пространство, что ведет к формированию определенных коммуникативных отношений и ролей участников того или иного типа вербального взаимодействия. Как результат вопросы функционирования социально-коммуникативной системы, ее структурно-семиотической организации, механизмов образования и бытования важнейших общественных реалий приобретают особую значимость. Глобальные и локальные информационно-коммуникативные пространства характеризуются все большим усложнением взаимоотношений в социальном поле, расширением семасиологической сферы, увеличением в ней коннотативных элементов, что, с одной стороны, обусловливает необходимость актуальной оценки и интерпретации, с другой, направляет исследовательскую мысль в методологические рамки критического дискурс-анализа, важнейшей особенностью которого следует считать целеустановку на изучение механизмов создания социально детерминированных идей и объектов, составляющих наш универсум, и способов их объективации во временном аспекте. В этой связи определяющим звеном в построении модели социальной бытийности и образа мира в целом оказывается дискурс (в широком смысле — эмотивно-информационная интеракция, отражающая связь между языком и действительностью), поскольку образы и понятия производятся и становятся реальными лишь в рамках дискурсов, а социальные взаимодействия не могут быть поняты без отнесения к дискурсивным практикам, в которых формируются их значения. Будучи многомерным социокультурным явлением и семантическим мультимодальным единством, включающим разные аспекты коммуникации (установление и поддержание контакта, эмоциональный и информационный обмен, оказание воздействия друг на друга) и репрезентирующим некую область функционирования языка, вовлеченного в поле оценок, когнитивных установок и мифологем различных социальных групп [5, с. 4], дискурс не только объективирует «взаимопроникновение» различных семиотических систем, но и одновременно генерирует сложные реализации вербальных и невербальных составляющих. Многообразные дискурсивные практики как отдельные пространственно-временные образования — возможные миры — находятся в состоянии непрерывного развития, предполагающего взаимообусловленность, взаимовлияние и взаимодополнение разных дискурсивных типов и жанров, каждый из которых есть интеллектуально-поведенческая проекция социальных отношений [4]. Не случайно современная парадигма дискурсивных практик, реализующихся в социетальном пространстве, все более расширяется, охватывает новые речеповеденческие явления, и в поле научного описания сегодня попадают:
• персональный дискурс (бытийный и бытовой);
• институциональные дискурсы (педагогический, научный, административный, военный, спортивный, медицинский, политический, массмедийный, религиозный, семейный и др.);
• дискурсы идентичности (национальной, наднациональной, региональной, религиозной и др.);
• идеологические дискурсы (демократии, гражданственности, парламентаризма, авторитаризма, популизма, расизма, фашизма и др.);
• дискурсы нелигитимных практик (экстремистский, террористический, радикальный и др.);
• бизнес-дискурсы (делового общения, маркетинга, корпоративной культуры и др.);
• арт-дискурсы (театра, кино, литературы, изобразительного искусства, архитектуры, моды и др.);
• дискурсы субкультур (различных молодежных культур, криминальный, наркологической, игровой и иной зависимости и др.);
• дискурсы среды обитания (дома, интерьера, города, ландшафта и др.);
• дискурс тела (телодвижений, бодибилдинга, сексуальный и др.);
• дискурс сновидений и др.
1. Афанасьева Э.М. Архитектоника русской стихотворной молитвы [Текст] / Э.М. Афанасьева // Studia Slavica Savariensia. 1-2. 2008. HU ISSN 1216-0016. Ред. Gadánji Károly. Виктор Моисеенко. Szombathely Сомбатхей 2008. Венгрия. — С. 7–15.
2. Бобырева Е.В. Религиозный дискурс: ценности, жанры, стратегии (на материале православного вероучения) [Текст]: автореф. дис. … д-ра филол. наук / Е.В. Бобырева. — Волгоград, 2007.
3. Боженкова Н.А. Вербальные способы отражения лингвокультурных традиций социума (на материале русского, английского и немецкого языков) [Текст] / Н.А. Боженкова, Д.В. Атанова // Известия ЮЗГУ. — 2012. — Ч. 2. — № 5. — С. 269–274.
4. Боженкова Р.К. Некоторые мысли о природе лингвокультурного сознания языковой личности [Текст] / Р.К. Боженкова, Н.А. Боженкова // Current Issues in the Study and Teaching of Russian Language and Culture: International Forum on Research, Theories, and Best Practices. USA, Washington, D.С. 2007. P. 43–48.
5. Дейк Т.А., ван. Дискурс и власть: репрезентация доминирования в языке и коммуникации [Текст] / Т.А. ван Дейк; пер. с англ. — М.: Либроком, 2013. — 344 с.
6. Филлипс Л.Дж. Дискурс-анализ. Теория и метод [Текст] / Л.Дж. Филлипс, М.В. Йоргенсен; пер. с англ. — 2-е изд., испр. — Харьков: Гуманитарный центр, 2008.
7. Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса [Текст] / Е.И. Шейгал. — Волгоград, 2000.
8. Bozhenkova R.K. Comprehension of text in the aspect of linguistics and culturology / R.K. Bozhenkova. Raleigh, North Carolina, USA: Lulu Press, 2015. 153 p.
9. Winch Р. The idea of a social science. London: Routledge & Kegan Paul, 1958.
