с 01.01.2019 по 01.01.2019
Москва, г. Москва и Московская область, Россия
ВАК 12.00.10 Международное право; Европейское право
ВАК 12.00.12 Криминалистика; судебно-экспертная деятельность; оперативно-розыскная деятельность
ВАК 12.00.14 Административное право; административный процесс
УДК 34 Право. Юридические науки
ГРНТИ 10.07 Теория государства и права
ОКСО 40.06.01 Юриспруденция
ББК 67 Право. Юридические науки
ББК 60 Общественные науки в целом
ТБК 75 Право. Юридические науки
BISAC LAW052000 Jurisprudence
В статье ставится и решается вопрос о влиянии культурного контекста на интерпретацию понятия «демократический режим». Обосновывается, что понимание, по крайней мере, отдельных характеристик демократического режима обусловливается особенностями общественного правосознания, в котором в процессе исторического и культурного развития конкретного народа формируется своя специфическая система правовых ценностей. Вместе с тем, доказывается, что существующие различия в понимании демократического режима в обществах разных цивилизационных типов не означают различного понимания природы демократии.
демократия, государственный режим, демократический режим, западная правовая культура, восточная правовая культура, правовые ценности
Демократия, идея которой восходит к истокам западноевропейской цивилизации, зачастую ассоциируется исключительно с западным путем развития государственности. В связи с этим понятие демократического режима нередко интерпретируется исключительно в контексте ценностей западной правовой и политической культуры.
Однако, как справедливо отмечает С.П. Синха, «в любой данный период истории с начала цивилизованной жизни всегда одновременно существовали три или четыре цивилизации»[1]. Рассматривая демократический режим в качестве универсального элемента формы государства и исходя из абсурдности предположения о том, что его существование возможно исключительно в рамках западной правовой и политической культуры, полагаем необходимым выяснить, какие особенности приобретает интерпретация понятия «демократический режим» в различном цивилизационном контексте.
Признавая многообразие цивилизаций и соответствующих им типов государств, тем не менее, согласимся с исследователями, которые полагают, что основное, наиболее принципиальное различие обнаруживается между правовыми ценностями западной и восточной цивилизации[2]. В силу психологических, культурных и иных особенностей для государств, принадлежащих к западной цивилизации, приоритет имеют индивидуальные правовые ценности, а для государств, принадлежащих к восточной цивилизации – коллективные. Для западной правовой культуры характерными чертами являются индивидуализм, рационализм (светскость), формализм, политичность, для восточной – коллективизм, духовность (религиозность), иерархичность, традиционализм.
Накопленные современной теорией государства и права знания позволяют выделить следующие правовые характеристики демократического режима: народный суверенитет; легальность и легитимность государственной власти; правовой характер государственного принуждения; верховенство правового закона; независимость судебной власти; признание и обеспечение юридическими гарантиями основных прав и свобод человека и гражданина; взаимный характер ответственности государства и общества, государства и личности. Определим, чем различается интерпретация этих характеристик демократического режима в западной и восточной правовых культурах.
Интерпретация народного суверенитета, предполагающего полноту власти народа, выраженную в ее верховенстве внутри государства и независимости по отношению к другим государствам (народам), имеет достаточно выраженные особенности тогда, когда речь идет о так называемом «внутреннем суверенитете».
В контексте правовых ценностей западной культуры выражением «внутреннего суверенитета» является прямое (непосредственное, личное) политическое участие народа в управлении государством, закономерным следствием которого выступает формирование с течением времени достаточно устойчивых традиций парламентаризма в западных государствах[3]. В контексте ценностей восточной правовой культуры формирования подобных традиций не произошло, поскольку выражением народного суверенитета внутри восточного государства, как правило, становилось верховенство народного обычая и исповедуемых в народе религиозных верований в социальной, духовной и иных неполитических сферах, что в большей степени сказалось на развитии правовых, нежели политических институтов общества.
«Внешний суверенитет», как в государствах западного типа, так и в восточных государствах понимается в целом одинаково, что, вероятно, обусловливается универсальностью зародившегося еще в первобытном обществе архетипа правосознания, воспринимающего окружающих сквозь призму отношений «свои – чужие».
Интерпретация легальности и легитимности государственной власти в контексте правовых ценностей западной и восточной правовой культуры также имеют как общие, так и особенные черты. Общее в данном случае следует усмотреть в понимании смысла такого свойства государственной власти, как легальность, а особенное – в понимании истоков легитимности государственной власти.
Легальность государственной власти как в государствах, относящихся к западному типу, так и в восточных государствах интерпретируется в качестве формальной характеристики государственной власти, определяющей ее соответствие действующим законам. В свою очередь, легитимность государственной власти в государствах западного и восточного типов имеет разные основания. В контексте правовых ценностей западной правовой культуры легитимность государственной власти тяготеет к ее справедливости, являющейся выражением представлений о наилучшем способе устройства человеческого общежития. В контексте системы правовых ценностей восточной правовой культуры легитимность государственной власти обыкновенно связывается с ее сакральным происхождением[4].
Решение вопроса о правовом характере государственного принуждения с позиции правовых ценностей западной и восточной правовой культуры также имеет определенные особенности. Индивидуализм современной западной правовой культуры обуславливает, как правило, более мягкую систему наказаний (как правило, смертная казнь реально не применяется по тем или иным причинам) и иных мер государственного принуждения, а формализм западной правовой культуры расширяет возможности освобождения от наказания и юридической ответственности, поскольку применение государственного принуждения требует соблюдения формализованной юридической процедуры и привлечения к участию в этом процессе квалифицированных юристов со стороны защиты. Это же обстоятельство не исключает фактического отказа от установления истины в качестве цели юридического процесса.
Присущий восточной правовой культуре коллективизм, выражающийся в приоритете государственных (общественных) интересов над личными (индивидуальными), обуславливает более суровую систему наказаний, что особенно заметно на примере уголовной репрессии, и, по нашему мнению, указывает на приоритет превентивных целей и функций института юридической ответственности в восточных государствах (при этом особое значение для реализации целей общей превенции имеет показательность привлечения к ответственности и наказания).
Вместе с тем, и в современных западных, и в современных восточных демократиях легальность и легитимность государственного принуждения предполагают состязательность процесса, в рамках которого осуществляется правовое принуждение государством.
Верховенство правового закона является одной из наиболее интересных для сравнительного анализа характеристик демократического режима. По нашему мнению, для любого демократического режима независимо от его цивилизационных ориентиров характерно понимание того, что не форма, а содержание делает закон правом. Вместе с тем, формализм западной правовой культуры и традиционализм восточной правовой культуры обуславливают разное понимание и, как следствие, разное толкование связи между понятиями «закон» и «право». Как следствие, оказывается, что в западной и восточной правовой культуре в понятие «правовой закон» вкладывается несколько различный смысл.
Формализм западной правовой культуры обуславливает особенную важность признака формальной определенности в характеристике права, в связи с этим право ассоциируется преимущественно со своими писаными формами, получая интерпретацию в качестве «писаного разума». Единственное, с чем фактически связывается разница в понятиях «закон» и «право», – это существование в праве частных интересов, которые требуют своего признания со стороны государства в принимаемых государственной властью законах. Таким образом, в западной правовой культуре правовым законом считается тот, который ограничивает вмешательство государства в частную сферу, признает и защищает частные интересы граждан.
В обществах восточного типа присущий их правовой культуре традиционализм обуславливает особенную важность признака нормативности в характеристике права. В связи с этим право ассоциируется преимущественно с системой ограничений и запретов, отражающих сформированные восточным обществом обычаи и традиции. Вследствие этого правовым законом в контексте восточной правовой культуры предстает тот, который устанавливает нормы поведения, согласующиеся с обычаями и традициями, сформированными обществом и отвечающими его нравам и религиозным убеждениям.
Независимость судебной власти в контексте формализма западной правовой культуры предполагает поиск оптимального способа организации правосудия и поиск такой судебной процедуры, которая гарантировала бы независимое положение суда при рассмотрении им спора о праве. В контексте восточной правовой культуры гарантией независимости судебной власти выступают, в первую очередь, личностные (морально-нравственные) качества судьи. В связи с этим можно отметить, что если для западной правовой культуры первостепенно значимую роль играет формальная сторона организации правосудия, создающая оптимальные условия для независимости суда, то для восточной правовой культуры гораздо важнее ее содержательная составляющая, личность самого судьи.
Признание и обеспечение юридическими гарантиями основных прав и свобод человека и гражданина в контексте правовых ценностей западной и восточной правовых культур также имеет свои особенности.
С точки зрения правовых ценностей западной правовой культуры признание определенной меры поведения «правовой» – это формальная процедура, то есть фактически это – легализация государственной властью соответствующего права или свободы. При этом приоритетным является признание права государством, а не обществом, и в этой ситуации оказывается возможным признание прав меньшинства, несмотря на их непризнание обществом (большинством).
В контексте правовых ценностей восточной правовой культуры, которую отличает традиционализм и наличие многочисленных запретов и ограничений в правовом поведении, признанию какого-либо права или свободы со стороны государства обычно предшествуют достаточно серьезные изменения, которые должны произойти, прежде всего, в сознании и в образе жизни самого общества (народа).
Рассмотренные различия, характеризующие процесс признания прав и свобод в западной и восточной правовых культурах, обуславливают возникновение отличий как в объеме, так и в характере гарантий основных прав и свобод, получающих закрепление в праве западных и восточных государств. Вместе с тем, нельзя не отметить того факта, что в современных восточных государствах с демократическим режимом наблюдается повышенное внимание к процедуре легализации прав[5], сопровождающее достаточно интенсивное развитие законодательства.
Взаимный характер ответственности государства и общества, государства и личности в контексте правовых ценностей западной и восточной правовой культуры имеет разную артикуляцию. Так, в системе правовых ценностей западной правовой культуры акцентирована взаимная негативная юридическая ответственность государства и личности. В свою очередь, в контексте правовых ценностей восточной правовой культуры акцент падает на взаимную позитивную ответственность государства и общества.
Кроме того, признаваемая и в западной, и в восточной правовой культуре взаимная ответственность государства и личности (общества) в ее позитивном аспекте получает разное обоснование. Для западной правовой культуры таким обоснованием выступает, прежде всего, необходимость защиты частной собственности, для восточной – необходимость решения общесоциальных задач (например, тех, на которые указывает ирригационная теория[6] происхождения государства), это в определенной мере может объяснить восприятие государствами восточного типа преимущественно социалистической модели демократии[7].
Проведенный сравнительный анализ особенностей интерпретации основных характеристик демократического режима с позиции системы правовых ценностей восточной и западной правовой культуры позволяет сделать ряд важных вывода. Во-первых, особенности интерпретации общественным правосознанием отдельных характеристик демократического режима, относящихся к содержанию его юридического концепта, находятся в тесной взаимосвязи с особенностями самого общественного правосознания, в котором в процессе исторического и культурного развития народа формируется своя специфическая система правовых ценностей. Во-вторых, различия в интерпретации в полной мере объясняют то, почему демократический режим в государствах западного и восточного типа неизбежно приобретает специфику. В-третьих, выявленные различия не связаны с различным пониманием природы демократии, а, следовательно, конфликты, возникающие по поводу критериев демократичности режима того или иного государства, в действительности, являются конфликтами скорее политических интересов, чем правовых ценностей.
[1] Синха С.П. Юриспруденция. Философия права / пер. с англ. – М.: Издательский центр «Академия», 1996. С. 10.
[2] См., например: Хантингтон С. Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка / пер. с англ. Ю Новикова. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2003; Сравнительное правоведение. М.: МосУ МВД России, 2013.
[3] См.: Баев В.Г., Крамской В.В. Парламентаризм и политический (государственный) режим осуществления власти: методологический аспект диалектики развития двух понятий // Современное право. – 2014. – № 2. – С. 12-19.
[4] См., например: Грязневич П.А. Ислам и государство (к истории государственно-политической идеологии раннего ислама) // Ислам. Религия, общество, государство. Сборник статей. – М.: Наука. 1984. – С. 189-203; Сигалов К.Е. Периодизация истории государства и права в свете теории среды права. Монография. М.: МосУ МВД России, 2005.
[5] См., например: Розенфельд М., Шайо А. Распространение либерального конституционализма: изучение развития прав на свободу слова в новых демократиях // Сравнительное конституционное обозрение. – 2007. – № 1. – С. 102-120.
[6] См.: Кашанина Т.В. Происхождение государства и права. – М.: Высшее образование, 2008. – С. 53-34; Основы философии права. Корни современного российского и западноевропейского права: сравнительный анализ. Выпуск II
МЮИ МВД России, 1999.
[7] См.: Матузов Н.И. Социалистическая демократия как единство прав, обязанностей и ответственности личности // Советское государство и право. – 1977. – № 11. – С. 135-143; Сигалов К.Е. Среда права. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук / Московский университет МВД Российской Федерации. Москва, 2010.
1. Баев, В. Г., Крамской, В. В. Парламентаризм и политический (государственный) режим осуществления власти: методологический аспект диалектики развития двух понятий [Текст ] / В. Г. Баев, В. В. Крамской // Современное право. – 2014. – № 2. – С. 12-19.
2. Грязневич, П. А. Ислам и государство (к истории государственно-политической идеологии раннего ислама) [Текст ] / П. А. Грязневич // Ислам. Религия, общество, государство. Сборник статей. – М. : Наука. 1984. – С. 189-203.
3. Кашанина, Т. В. Происхождение государства и права : учеб. пособие [Текст ] / Т. В. Кашанина. – М. : Высшее образование, 2008. –
4. Матузов, Н. И. Социалистическая демократия как единство прав, обязанностей и ответственности личности [Текст ] / Н. И. Матузов // Советское государство и право. – 1977. – № 11. – С. 135-143.
5. Основы философии права. Корни современного российского и западноевропейского права: сравнительный анализ. Выпуск II МЮИ МВД России, 1999.
6. М. Розенфельд, Шайо, А. Распространение либерального конституционализма: изучение развития прав на свободу слова в новых демократиях [Текст]
7. М. Розенфельд, А.Шайо // Сравнительное конституционное обозрение. – 2007. – № 1. – С. 102-120.
8. Сигалов К.Е. Среда права. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук / Московский университет МВД Российской Федерации. Москва, 2010.
9. Сигалов К.Е. Периодизация истории государства и права в свете теории среды права. Монография. М.: МосУ МВД России, 2005.
10. Синха, С. П. Юриспруденция. Философия права [Текст] / С. П. Синха / пер. с англ. – М. : Издательский центр «Академия», 1996.
11. Сравнительное правоведение. М.: МосУ МВД России, 2013.
12. Хантингтон, С. Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка [Текст] / С. Хантингтон. Пер. с англ. Ю Новикова. Под ред. Е. Кривцовой и Т. Велимеева. Под общ. ред. К. Королева. – М. : ООО «Издательство АСТ», 2003. – 603 с.
