аспирант с 01.01.2018 по настоящее время
Березники, Пермский край, Россия
аспирант
В статье исследуется нарративный подход П. Рикёра к проблеме идентичности. Согласно данной точке зрения, идентичность опосредована повествованием субъекта о самом себе, описаниями, текстами. В структуре нарратива выделяются такие элементы, как сюжетная линия, интрига, автор. Показывается влияние нарративного подхода Поля Рикёра на понимание субъекта как дополнения агенса у Винсента Декомба. Подчеркивается, что нарративный подход представляет собой возможность для развития дальнейшей теории субъективности, благодаря тому, что он устраняет недостатки субстанционалистского и психологических подходов, при этом сохраняя их положительные стороны.
западная философия ХХ в., французская философия, Поль Рикёр, нарратив, нарративный подход, идентичность, самость, «Я», субъект
Идентичность как понятие и как феномен, включающий в себя многочисленные и многообразные характеристики и черты, является объектом исследования научных дисциплин, таких как философия, психология, социология, культурология, а также многих других. Для современной эпохи характерен «кризис идентичностей», «протекающий» как на личностном, так и на групповом, общественном, цивилизационном уровне. Тем самым, проблема идентичности связывается с проблематикой религиозного, культурного и национального самосознания. Так, промышленная революция XVII в. создает условия для ликвидации жесткой привязанности индивида к цеховой структуре, к определенному виду деятельности, а также стимулирует более свободный переход между стратами. Тем самым, место, занимаемое человеком, будь то рабочее место или место жительства, отнюдь не воспринимается им как нечто постоянное, особенно в периоды социальных и экономических трансформаций. Или, например, неприятие человеком социальной среды, взглядов и нравов «своего» круга, той социальной группы, приписанной человеку от рождения, происходящее ввиду того, что он (человек) идентифицирует себя не с «реальностью» или с социальным положением, но с идеалами, ценностными установками, которые не свойственны окружению или отторгаются им (тема Бельтова). Новые социальные структуры, отношения, экономическая система, формирование национальных государств, буржуазно-демократические революции формируют то, что принято называть национальной идентичностью, например, «возникновение новой и склонной к экспансии американской цивилизации self-made идентичности» [1, с. 28].
Проблема идентичности в современности стоит, как уже было отмечено, довольно остро. Она заключается в том, чтобы иметь возможность и способность самоопределиться и определить других как самого себя. Как и любая актуальная на сегодняшний день проблема, она имеет несколько вариантов решения. В данной статье будут рассмотрены три варианта с упором на один из них − нарративный подход П. Рикёра.
Но вначале стоит отметить несколько ключевых моментов касательно самой идентичности. Во-первых, она «есть не свойство (т.е. нечто присущее индивиду изначально), но отношение. Она формируется, закрепляется (или, напротив, переопределяется, трансформируется) только в ходе социального взаимодействия». Во-вторых, идентичность есть такое отношение индивидов к себе и самому себе, которое характеризует их как «целостностей» и наделяет качеством субъектности и которое может приписывать определенные характеристики и значения [2].
В истории мысли можно выделить несколько подходов в объяснении критериев идентификации индивида, а именно: 1) рассматривать через призму социализации − связей, практик, форм взаимодействия. Иначе говоря, анализировать каким образом разнообразные данности соотносятся с каким-нибудь человеком; 2) через отношение к самому себе с помощью своих способностей (например, познавательных). Ко второму типу логично отнести такие подходы, которые непосредственно связаны с проблемой тождества личности, как субстанционалистский, психологический и нарративный [3, с. 21].
Субстанционализм как идея классической западноевропейской мысли выражала собой поиск того основания, того достоверного, истинного бытия, которое скрыто чувственными иллюзиями, ложным знанием, «покровом» сиюминутного и изменчивого. Самый известный пример субстанционализма в решении проблемы тождества личности − это Cogito Декарта. Французский философ говорил, что акт сомнения свидетельствует о наличии того, кто сомневается, а, следовательно, кто мыслит, тот и есть. Достоверность положения «Я мыслю» покоится отнюдь не на факте личного мышления, но на достоверности самого мышления. Тогда Я есть тот, кто мыслит (сомневается, чувствует), «я — ум (mens), дух (animus), интеллект, разум (ratio)» [4, с. 23]. Я есть нечто, то есть то, что подлинно («по истине») существует, или вещь мыслящая.
Тождественность души, а значит, идентификация себя как «мыслящей субстанции» заключается в единстве и тождественности ее природы. Природу вещи выражают атрибуты, модусы и специфические черты (бессмертие и простота души или плотность физических тел). Природа души заключается в мышлении, а именно в осознании ментальных процессов и образов (идей). Если субстанции протяженной «коей присуще иметь очертания, присуща также и способность передвигаться, так что вещи, имеющие очертания и способные двигаться, едины и тождественны по своей природе» [4, с. 311], то способности воления и понимания в свою очередь выражают единство и тождество души. Поясним, многообразие желаний, мыслей, образов, воспоминаний связано с определенными силами души, которые не могут существовать без мыслящей субстанции. Таким образом, идентичность себя как мыслящего существа покоится на способности мышления. «Я есмь, я существую — это очевидно. Но сколь долго я существую? Столько, сколько я мыслю» [4, с. 23].
Критика основополагающих принципов картезианства, в частности, со стороны того же английского эмпиризма заключалась в том, что акцентировался момент обнаружения вечной «константы». Рассмотрение данных опыта (идей, образов, страстей), в свою очередь, приводит к тому, что нет такого объекта, с которым можно соотнести понятие «души», кроме того, нет самого перехода от факта мышления к ее «субстанционализации». Западная мысль после краха гегелевской системы и «системного» идеализма обращается к тем условиям, которые формируют, или конструируют «субъекта», который уже понимается не как «точка» отсчета, но как пересечение нескольких «линий». В конечном счете, субъект редуцируется до многочисленных «анонимных» структур, социальных связей и отношений, языковых и не-языковых практик.
Психологический подход к решению проблемы тождества личности связан с именем Дж. Локка. Заключение о том, что личность X тождественна самой себе в разные моменты времени, основывается на том факте, что она идентифицирует себя с теми воспоминаниями, которые сохранились в ее памяти. Сам факт воспоминания, следовательно, осознание некоторых поступков и происходивших событий подводит к выводу, что они связаны с данной личностью. Но в то же время «белые пятна» и провалы в памяти создают проблемы с реидентификацией.
Преодолеть недостатки предыдущих методов и включить в себя положительные моменты стремится нарративный подход. «Сторонники нарративного подхода исследуют отношения принадлежности между личностями и их свойствами, отношения частей и целого. Они считают, что личность существует как длящаяся во времени нередуцируемая сущность, а не стадия, не эпизод» [3, с. 23].
Интерес к нарративу как объяснительной модели в социогуманитарном знании связывается с «“открытием” в 1980-х гг. того, что повествовательная форма – и устная, и написанная – составляет фундаментальную психологическую, лингвистическую, культурологическую и философскую основу наших попыток прийти к соглашению с природой и условиями существования» [5]. В разнообразных формах жизни формируются и создаются смыслы и их возможности понимания. Нарратив как «модель» и «реальность» есть рассказываемая история. О ком? О том, кто рассказывает. Про что? Про ситуации, истории, поступки, объединенные сюжетной линией. «В сущности именно понятие нарратива было обобщено и расширено и в то же время специфицировано в широком спектре вопросов, которые включают исследование способов, посредством которых мы организуем нашу память, намерения, жизненные истории, идеи нашей “самости” или “персональной идентичности”» [5].
Одним из главных представителей нарративного подхода является Поль Рикёр. Для Рикёра нарративный подходит служит, прежде всего, для решения проблемы тождества личности, проблемы идентичности и проблемы субъекта и субъективности. Следуя за логикой естественного языка, П. Рикёр проводит разделение и смысловую границу между местоимением «Я» («soi») и местоимением «я» («je»), между возвратной и личной формой. Он подчеркивает «глубинную» разницу между идентичностью как тождественностью и идентичностью как самостью [6, c. 146]. Идентичность в смысле тождественности может быть выражена посредством таких категорий как количество и качество. Так, под количественной идентичностью подразумевается наличие некоторых общих признаков у двух объектов, под качественной − присутствие в объекте в разные отрезки времени такой черты (признака), без которого объект не может существовать. К слову, обе категории напрямую связаны с временностью, выражают постоянство во времени. Самость противоположна субстанциалистским пониманиям сохранения «я», так как ее суть заключается в ответственности перед собой, в ее укорененности в бытии. В определении самости Рикёр следует за аристотелевским разделением «акта» и «возможности», под самостью понимается, в первую очередь, реализация, праксис, сохранение своего «я», выражающееся в моральных действиях.
Замысел одной из главных работ Рикёра «Я-сам как другой» формирует четыре вопрошания: кто говорит? кто действует? кто рассказывает о себе? кто является моральным субъектом вменения? [6, с. 33], но только в третьем можем обнаружить ту самую рефлексивную установку (возвратное местоимение себя) − это то, что В. Декомб заимствует у своего учителя П. Рикёра − в этом заключено их общее в теории субъекта (кроме того, Рикёр решительно отказывается от идеи абсолютной прозрачности Я, полного совпадения Я с самим собой, так же, как это сделает В. Декомб после него − в этом его отличие от всех картезианцев и других феноменологов). Таким образом, «субъект рассказанного действия» подразумевает того, кто ведет рассказ, а именно «человека действующего и претерпевающего воздействие» [6, с. 34]. Другими словами, если для идеализма положение «Я есть Я» понималось как ясное и непосредственно понимаемое, то для того же П. Рикёра целью являлось создание теории конкретной субъективности, поэтому он и использует «косвенный, обходной анализ, предпочитающий опосредование знаками, символами и текстами, т. е. структурами, которые конститутивны для человека в той мере, в какой он способен обозначать себя как говорящего, действующего, само-рассказывающего и вменяемого» [7, с. 103].
В качестве яркого примера нарративного произведения можно назвать повествовательный текст (например, автобиографии, или литературные произведения, основанные на ней). Автор выражает в своей работе определенный смысл, который прочитывается читателем, другими словами, произведение «отделяется» от самого автора. Индивидуальность «воплощается» в произведении. «Этот способ для произведения удерживать свой смысл, и даже свое существование в качестве произведения только от другого, подчеркивает чрезвычайную хрупкость отношений между произведением и автором — настолько посредничество другого является определяющим для его смысла» [6, с. 190]. Рассказанная история рассказывает саму себя. «Всякий рассказ одновременно дает ответ на вопрос почему? и на вопрос что? сказать, что произошло, — значит сказать, почему это произошло» [8, с. 176]. Любая специальная история (скажем, история народов или понятий) «распадается» на подмножества малых историй, включающие сюжет, результаты и процедуры историй. Единство рассказа заключается в «синтетическом единстве» событий (целей, действий, результатов), или в интриге. «Интрига — это операция, которая позволяет включить в повествовательную композицию (рассказ) как согласованные, упорядоченные, так и несогласованные (перипетии, превратности судьбы) элементы» [7, с. 108]. Интрига может носить либо характер живой метафоры, как предикативное соответствие, либо вымышленной, т.е. «новое соответствие в строе событий» [8, с. 7]. Выделение каждого «элемента» рассказа обладает функциональным значением не в смысле «анализа» как «разложения» на простое, но только для прояснения «цельности» нарратива. Объяснение (комментирование, интерпретация) ряда событий требует обращения к «схемам» интеллигибельности, т.е. к тем канонам, правилам, которые фундируют понимание.
События, о которых рассказывается, включаются в нарратив. Всякий нарратив является авторским нарративом, или пронизан «авторским» голосом. Так, формирование определенного канона в историографии происходит путем «включения» каких-либо фактов или наоборот, оценки действий исторических персонажей, результатов их деятельности, акцентирование на определенных понятиях («прогресс», «свобода» и т.п.). «Это является примером того, что нарративная форма, выработанная в ходе развития культуры, предполагает не только внутреннюю наррацию каждого отдельного индивида, но и опосредующий ее опыт межличностных отношений» [9, с. 8].
Автор может быть как одним индивидом, обращающимся к аудитории, так и коллективом, который создает свою историю, свою идентичность. «Посредством историй мы конструируем себя в качестве части нашего мира» [5]. Любой нарратив связан с другим, пронизан логикой культуры, языка, мышления. «Поскольку мы с самого детства вросли в рассказывающий истории репертуар нашего языка и нашей культуры и используем его таким же привычным и спонтанным способом, как и язык вообще, нарратив стал “прозрачным”» [5].
Идентифицировать себя, говоря словами Рикёра, значит быть уверенным, что мы существуем в качестве самости [6, с. 354]. Наконец, нужно подчеркнуть, что нарративный подход заключается не столько в «перекодировке» фактов или явлений, но сколько именно в прочитывании их, и нас самих как действующих субъектов.
В качестве заключения стоит отметить, что нарративный подход на сегодняшний день является наиболее адекватным и перспективным из существующих при решении проблем, связанных с самосознанием: проблемой идентичности, проблемой тождества личности, проблемой субъекта и т.д., благодаря тому, что он устраняет недостатки субстанционалистского и психологических подходов, при этом сохраняя их положительные стороны. Однако и он имеет свои недостатки, в частности, в некоторых своих вариантах он не учитывает социально-культурную обусловленность языка (рикеровский вариант учитывает), порой превышает свои реальные возможности, притязая на универсальность, а также не проводит никакой связи между языком и реальностью. Эти недостатки нарративного подхода, в конце концов, должны дать ему стимулы к развитию.
1. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. − Москва: Издательская группа «Прогресс», 1996. − 344 с.
2. Малахов В.С. Идентичность // URL: https://iphlib.ru/greenstone3/library/collection/newphilenc/document/HASH0139aee26d501a6d86199339/ (дата обращения: 10.02.2019)
3. Волков Д.Б. Нарративный подход как решение проблемы тождества — Вестник СПбГУ. Серия 17. Философия. Конфликтология. Культурология. Религиоведние. 2016. — Вып. 4. − С. 21–32.
4. Декарт Р. Сочинения в 2 т. Т. 2 − Москва: Мысль, 1994. − 633 с.
5. Брокмейер Й., Харре Р. Нарратив: проблемы и обещания одной альтернативной парадигмы — Вопросы философии. − 2000. − №3. − URL: http://galapsy.narod.ru/PsyNarrative/Brockmeier.htm (дата обращения: 10.02.2019).
6. Рикёр П. Я-сам как другой. − Москва: Издательство гуманитарной литературы, 2008. − 416 с.
7. Тета, Ж.-М. Нарративная идентичность как теория практической субъективности. К реконструкции концепции Поля Рикёра — Социологическое обозрение. − Т. 11. − № 2. − 2012.
8. Рикёр П. Время и рассказ. Т. 1. Интрига и исторический рассказ. — Москва; Санкт-Петербург: Университетская книга, 1998. − 313 с.
9. Агафонова Е.В. Перспективы субъективности в контексте нарративной проблематики: Автореферат … канд. филос. наук. Томск, 2005. 12 с.
