с 01.01.2020 по настоящее время
Владивостокский государственный университет экономики и сервиса (Кафедра теории и истории российского и зарубежного права, Заведующий кафедрой)
с 01.01.2013 по 01.01.2020
Москва, г. Москва и Московская область, Россия
сотрудник
ВАК 12.00.10 Международное право; Европейское право
ВАК 12.00.12 Криминалистика; судебно-экспертная деятельность; оперативно-розыскная деятельность
ВАК 12.00.14 Административное право; административный процесс
УДК 3 Справочные издания общего типа. Энциклопедии, словари...
УДК 34 Право. Юридические науки
ГРНТИ 10.07 Теория государства и права
ББК 60 Общественные науки в целом
Во второй части исследования авторы касаются вопроса возможности введения цензуры для снижения уровня «ковидопаники». Анализируются вопросы цифрового контроля и ограничения прав человека, а также отношение к таким ограничениям в западных и восточных государствах. Авторы предлагают оригинальную концепцию альтернативизации: заменить свободу на потребление, по крайней мере попробовать использовать ее как «дымовую завесу» в западных государствах в кризисные периоды. Делается вывод о необходимости переосмысления классического концепта западной демократии.
цифровизация, интернет-технологии, социальный рейтинг, дроны, коронавирус, информатизация, свобода, права человека, пандемия
Работа выполнена при финансовой поддержке Гранта Президента РФ № НШ-2668-2020.6 «Национально-культурные и цифровые тренды социально-экономического и политико-правового развития Российской Федерации в XXI веке».
В первой части исследования было объяснено, почему, на наш взгляд, на кризисных этапах общественного развития становится столь актуальной архетипическая ментальная составляющая правовой культуры, а также как западный классический вариант демократии может быть неэффективен, более того, опасен в связи с определенными особенностями массового правосознания.
Итак, с одной стороны, западная демократия как стиль жизни и развития является гораздо более гибкой системой и считается в большей мере способной обеспечить как технологический, так и социальный прогресс. С другой стороны, необходимо признать, что в кризисные моменты более аргументированным выглядит как раз тезис о том, что «западный человек не столь гибок как человек Востока, и меняющиеся обстоятельства жизни могут иметь для него губительные последствия» [9].
Напомним, что классический вариант демократического политического устройства исходит из тезиса не о профессионализме управленцев, а об их умении говорить «правильно», т.е. так, как нужно избирателям. В эпоху цифровых технологий ситуация усложняется еще и тем, что определенную «близость к народу» и, как следствие, популярность у мажоритарного большинства можно иллюзорно создать через грамотную работу в пабликах и посредством интернет-сообществ. Так, например, С.В. Володенков разумно говорит о формировании в обществе так называемого цифрового паноптикума, в рамках которого политический контроль над гражданами умело осуществляется политическими элитами на основе сбора и использования цифровых следов пользователей в сетевом пространстве, а также создания персональных информационных капсул, учитывающих субъективные особенности конечных реципиентов [4]. Значит ли это, что изменения в доминирующих в обществе технологиях коммуникации действительно напрямую определяют и форматы функционирования государственных политических систем и режимов [12]? И если да, то как? Ведь, с одной стороны, получается, что сегодня мажоритарным большинством просто еще более удачно манипулируют с использованием цифровых технологий. Или как раз наоборот, и наконец «народная воля» большинства получила реальную возможность управлять и определять политику государства? Но и даже если в какой-то степени имеет место последний вариант, то нам придется вернуться к классической со времен Античности дискуссии об ошибках и последствиях некомпетентности «народа». Как верно отмечает С.Н. Пшизова, одно из самых страшных последствий демократии — это свободный (читаем некомпетентный — курсив наш, авторы) выбор, который время от времени повергает разные государства в периоды кризиса [8]. Например, самая разрушительная война современности была вызвана именно очарованием «народа» харизмой будущего диктатора. Тем более уже не вызывает сомнений, что на сегодня предвыборные кампании в большей степени представляют собой соперничество вполне профессиональных политтехнологов, которые не несут ответственности ни перед кем кроме своих нанимателей — во-первых; а во-вторых, значительная часть этих самых нанимателей, достигнув политического Олимпа, либо в принципе не в курсе сути собственных предвыборных обещаний, либо не спешит их выполнять.
Но вернемся к пандемии. Уже очевидно, что для смягчения последствий эпидемиологической ситуации большинству государств придется пойти на беспрецедентные меры и серьезно ограничить права человека. Как это сделать в обществе, где индивидуальная свобода является базовой и основной ценностью? Есть критические примеры, как, допустим, самоубийство 19-летней Эмили Оуэн, для которой ограничения в рамках карантина стали настолько критичными, что она предпочла смерть невозможности делать то, что привыкла [11]. Менее категоричны и потому более распространены варианты «советов» в рамках недовольства государственной политикой, когда народные массы через цифровые сетевые технологии рассуждают, как публичная власть, по их мнению, должна реагировать/отреагировать на вирус, какие меры нужно вводить, а какие отменять. В рамках классической версии «электронной демократии» такие предложения должны как минимум рассматриваться и на них необходимо реагировать, что в условиях пандемии отнимет у государственных органов время, необходимое для решения более важных проблем. Как максимум эти предложения должны реализовываться, ведь демократия — это возможность народа участвовать в управлении, в том числе напрямую и оперативно через своих делегатов (и здесь мы возвращаемся к той самой некомпетентности «большинства», тем более в случае с пандемией мы говорим о специальных медико-биологических знаниях, которых просто не может быть у простого обывателя). Так, например, в качестве приоритетов электронной демократии на мезоуровне выделяется «…опубликование информации про политику на веб-ресурсах (одноканальное информирование). Речь об опубликовании аналитических продуктов органов власти: отчеты, новости о деятельности и услуги, которые дают гражданам обобщенные и доступные знания о текущей политике». Верхний же уровень обеспечивает реальное «...участие граждан в формировании политики, политический диалог (двусторонний обмен информацией)» [5]. В итоге публичная власть оказывается в сложной ситуации, когда принятие непопулярных мер приведет к будущему неизбранию, а попытка делать то, что хочет народ, к «итальянскому сценарию», в котором впоследствии обвинят всё ту же власть.
Так есть ли выход из сложившейся ситуации? Наверняка. Самый простой и очевидный вариант — это элементарное уменьшение информационного потока, которым и нагнетается паника. Постепенное (или резкое) введение цензуры для сглаживания ситуации «изнутри» и стирания «медиаэффекта». Очевидно, сделать это можно только через введение чрезвычайного положения с серьезным изменением баланса сил между ветвями власти в сторону исполнительной для формирования возможности оперативного реагирования. Но не станет ли такая «защита» стартовым пунктом для гораздо более серьезных социальных катаклизмов? Ведь в обществе, где свобода является основной самоценностью, а Интернет и киберпространство давно стали «terra nullius, к которому исторически созданные социальные регулятивы и законы не имеют никакого отношения и в рамках которого они будут воссозданы заново» [3], какое-либо ограничение в интернет-среде, да и в принципе в вопросах получения информации, будут восприняты как преступление против личности. Да и в каком западном государстве можно тотально ограничить информационный поток законным путем даже в условия чрезвычайного положения?
По сути, отношение к цензуре как в морально-этическом, так и в политическом поле мышления определенной этнической группы понимается через конфликт ценностных ориентиров. То есть опять же является вопросом менталитета и отношения к власти. И здесь мы возвращаемся к восприятию системы управления на Востоке и Западе. Так, например, феномен социального рейтинга в Китае давно стал объектом жарких научных дискуссий и критики. Действительно, если мыслить в рамках классических категорий прав человека и свободы, то 24-часовое слежение за человеком посредством камер и дронов — это не просто ограничение, это нарушение всех возможных прав и свобод. Интересно другое: как реагируют на нарушение собственных прав сами граждане Китая. Которые, кстати, совершенно спокойно восприняли жесточайшие ограничения в рамках карантина. Мы сейчас говорим о классическом представителе среднего класса, обладателе среднего социального рейтинга. Так вот, такой китайский гражданин считает себя защищенным, а не обиженным, зная, что за ним и другими следят камеры. А еще он или она совершенно уверены, что государство лучше знает, как сделать так, чтобы «каждый китаец мог получить наибольшие выгоды от системы» [13].
Таким образом, мы снова возвращаемся к вопросу доверия и восприятия управленческих решений, которые на Востоке не осмысливаются, а априорно принимаются; на Западе же они изначально становятся объектом жесткой критики и осмысления с точки зрения их соответствия правам человека. Таким образом, это вечный вопрос дуальных противоречий, таких как нравственный и политический плюрализм — монизм; свобода слова — цензура и т.д., соответственно свойственных европейской и восточной культурам.
Думается, что основное место в субъективизме восприятия социума занимает его нормативная культура, т.е. стандарты правильного для него поведения. Человек воспринимает свое социальное окружение, а также другие общества в соответствии с усвоенными нормами и правилами. С этой точки зрения у граждан, привыкших к определенным ограничениям, т.е. воспринимающих политику государства-кормильца в качестве шаблонной, не возникнет футурошока, некогда описанного Э. Тоффлером [10]. У такого общества в меньшей степени возникнет необходимость адаптации к принципиально новым на другом конце планеты общественным отношениям. Поэтому полагаем, что ограничение информационного поля в рамках западной культуры либо в принципе невозможно, либо возможно на весьма короткий период путем предоставления невероятно увлекательной альтернативы.
Объясним свою мысль. Основой современного мира является «макдональдизация» — предопределенность потребления и зацикленность общества на высоком уровне жизни. Иными словами, «повышение уровня жизни увеличивает шансы на выживание» не только демократии, но и любого политического режима [2]. Мы полагаем, что единственное, что может сегодня отвлечь субъекта от «ковидопаники» — это потребление, а уверить в правильности действия властей — повышение его собственного уровня жизни. Мы видим, что сегодня именно эти два пути используются большинством государств [1, 12].
Итак, совершенно очевидно, что классическая демократия как политическое равенство и равенство гражданских прав, иными словами — демократия эпохи Просвещения, уже нефункциональна. Более того, в условиях цифровизации мы рискуем вернуться к тому режиму, который Платон называл «властью завистливых бедняков» [7], а Аристотель считал самой некачественной формой правления, при которой неимущие управляют в интересах своей же группировки [6]. Плюс, как уже было показано, западный демократический вариант в условиях цифровизации совершенно неэффективен в кризисные периоды. Нам кажется, что в современных условиях весьма удачным выглядит вариант смешанной или переходной демократии (например, Российская Федерация), где в различных формах сочетаются и восточные и западные вариации. Но это тоже весьма спорно и является интересным вопросом для отдельного исследования.
Мы считаем, что резко, в условиях кризиса, менять что-то в политической форме организации общества неразумно и непродуктивно. Логичнее попытаться найти альтернативу через уже упомянутую «макдональдизацию» и дать себе (речь о публичной власти) возможность купировать «ковидокризис». Но в будущем, на наш взгляд, этот момент должен стать переломным для переосмысления всего концепта западной демократии.
1. 17 сервисов, которые стали бесплатными на время карантина. [Электронный ресурс] // Интернет-портал «Свойкировский.рф». — URL: https://kirov-portal.ru/news/podrobnosti/17-servisov-kotorye-stali-besplatnymi-na-vremya-karantina-30488/.
2. Ахременко А.С., Петров А.П., Филиппов И.Б. Стабильность и выживание демократий: от гипотезы Липсета к производительности экономики // Полития: Анализ. Хроника. Прогноз (Журнал политической философии и социологии политики). — 2018. — № 3(90). — С. 87–112.
3. Барлоу Дж.П. Декларация независимости киберпространства. [Электронный ресурс]. — URL: http://www.zhurnal. ru/staff/gorny/translat/deklare.html.
4. Володенков С.В. Влияние технологий интернет-коммуникаций на современные общественно-политические процессы: сценарии, вызовы и акторы // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. — 2019. — № 5. — С. 341–364.
5. Минаева Е.В., Аветисян А.В. Электронная демократия — белая книга государственной политики // Государственное и муниципальное управление. Ученые записки. — 2020. — № 1. — С. 80–84.
6. Мыслители Греции. От мифа к логике: сочинения / Сост. В.В. Шкода. — М.: Изд-во Эксмо-Пресс; Харьков: Изд-во Фолио, 1998. — 832 с.
7. Платон. Соч. — Т. 3. — Ч. 1. — М., 1971. — С. 365.
8. Пшизова С.Н. Политический кризис в России начала XXI века в свете современных концепций «кризиса демократии» // Кризисы в сфере политики и государственного управления: междисциплинарный анализ. Под ред. А.Ю. Полунова. — М.: АРГАМАК-МЕДИА. — С. 206–230.
9. Сигалов К.Е. Идейно-ценностные условия формирования западноевропейского права // Пространство и Время. — 2015. — № 1–2(19–20). — С. 24–31.
10. Тоффлер Э. Шок будущего / Пер. с англ.; научн. ред. П.С. Гуревича. — М.: АСТ, 2008. — 560 с.
11. Alia E. Dastagir “Isolation is a big trigger”: Feelings of suicide are amplified amid a pandemiс. USATODAY. URL: https://www.usatoday.com/story/news/nation/2020/03/23/coronavirus-pandemic-isolation-fear-job-loss-triggers-suicide/2871949001/.
12. Innis H.A. The Bias of Communication. Toronto: University of Toronto Press, 1999.
13. Matthew Carney. Leave no dark corner. URL: https://mobile.abc.net.au/news/2018-09-18/china-social-credit-a-model-citizen-in-a-digital-dictatorship/10200278?nw=0&pfmredir=sm&fbclid=IwAR1NkKQPSwzOHz47TREn6wfNoqb6QLvEmaEsrohy6J3UMmNkKw9KjI2khM.
14. Miller E. Missionary impossible: Pornhub offers free premium access to Italians struggling to get through coronavirus lockdown. RT. URL: https://www.rt.com/news/482948-pornhub-free-italians-coronavirus/.
