Статья посвящена исследованию московского текста и особенностям его мифотектоники на материале литературных произведений и бытовых текстов XXI в. о Москве, содержащих лингвокультурные представления о российской столице. В статье называются мифы и мотивы, содержащиеся в московском тексте русской литературы XVIII-ХIХ вв., указываются компоненты, привнесённые в него литературой ХХ в. (Москва – град Божий, новый Иерусалим, новый Вавилон), и представляются мифы и мотивы новейшего московского текста. В XXI в. отмечается сохранение традиций в изображении Москвы как сердца России, третьего Рима и города-матери, но происходит отказ от некоторых мифологем, возникают новые мифы и мотивы: Москва предстает другим городом, городом-магнитом, пространством карьеры, успеха и финансового благополучия.
городской текст, московский текст, мифологема, мотив, сверхтекст, лингвокультурология, русская литература
В русле современной антропоцентрической парадигмы в лингвистике всё большее внимание уделяется изучению локальных или городских текстов и сверхтекстов, а также исследованию глубинных основ их существования. Город как социально-культурное образование рассматривается, «с одной стороны, как текст, а с другой, как механизм порождения текстов» [1: 65]. Само понятие «городской текст» было введено в научный оборот В.Н. Топоровым в 1973 г.
В исследовании городских текстов важное место занимают тексты, организующиеся вокруг образа большого, имеющего богатую историю города. В их число, бесспорно, входит и московский текст, который включает в себя изображение столицы в литературных, публицистических и других произведениях. Изучение московского текста русской лингвокультуры способствует осознанию современным человеком индивидуальности нации, к которой он принадлежит, и неисчерпаемого богатства её культуры.
Целью данной статьи стало выявление особенностей мифотектоники московского текста на материале литературных и бытовых текстов XXI в. о Москве. Анализировались 45 прозаических текстов современных авторов, вошедших в сборник «Москва: место встречи», 87 стихотворений, написанных в XXI в., и 915 бытовых текстов жителей и гостей столицы различных жанров, размещённых за последние десять лет в сети Интернет (отзывы, сообщения, комментарии, посты).
Существование московского текста, в отличие от петербургского, долгое время не признавалось. Аргументы противников основывались на том, что создаваемые художественные тексты о Москве «не обладали внутренней цельностью». Кроме того, у Москвы отсутствовала «та фундаментальная текстопорождающая основа, каковую образует креативный либо эсхатологический миф» [2: 24]. И только во втором десятилетии XXI в. московский текст оформился как ментальная сущность со своей системой знаков и мифопоэтикой. Но прежде чем говорить о московском тексте XXI в., проследим процесс его становления.
В русской литературе XVIII и даже XIX столетия тексты о Москве только начали появляться и не осознавались как идейное и художественное единство. Первыми здесь стали произведения Н. Карамзина. Ф. Глинки, А. Грибоедова, А. Пушкина, М. Лермонтова и др. У названных авторов выражена мысль о том, что Москва не просто город, а целый мир, олицетворение всей России. Город находится под небесным покровительством, всё в нём устроено гармонично и в то же время разнообразно. В Москве смешаны древнее зодчество и новая архитектура, восточные и европейские обычаи, богатство и бедность, величие и суета, т.е. столица – город контрастов, где всё движется, вертится, живёт.
Мифопоэтическую основу московского текста составляют такие мифологемы, как «Москва – город-государство», «сакральный город на семи холмах», «Москва – жертва огненной стихии 1812 года» и «Москва – воплощение женского начала, мать городов русских». У Н. Гоголя, например, столица предстаёт хлебосольной хозяйкой, которая принимает всех гостей, в том числе инакомыслящих людей. Мифологема «Москва-матушка» была актуальна до конца XIX в. в творчестве С. Аксакова, А. Герцена, А. Островского, Л. Толстого и А. Чехова, однако в романе Льва Толстого «Война и мир» наряду с ней появились мифологемы «Москва – хранительница национальных традиций русского народа», «обитель православия» и «воплощение соборности».
В лирике Серебряного века (А. Блок, М. Цветаева, С. Есенин, О. Мандельштам) развиваются мифологемы о Москве – городе-женщине со своей статью и характером, хранительнице национальных традиций и обители православия. Вместе с ними возникают мифологемы о Москве – общем доме и сердце России. Столица вбирает в себя всю страну, символизирует полноту и богатство жизни людей.
В прозе первой половины ХХ в. присутствуют мифологемы: Москва – «город-храм», «матушка Москва», несущая культ дома и покровительствующая другим городам и людям, живущим в ней или приезжающим в неё, и появляется эсхатологический миф (гибель старой Москвы в эпоху революционных преобразований). В московском тексте первой половины ХХ в. прослеживается антитеза Москвы православной и Москвы светской, антихристианской. Образ Москвы – обители русского православия, воплощения соборности, хранилища национальных традиций встречается в русской эмигрантской прозе первой волны (у Б. Зайцева, М. Осоргина, И. Шмелёва), образ Москвы – индустриального центра, гигантской стройки, оплота мирового социализма сложился в советской прозе (у А. Платонова и Л. Леонова).
Отдельно в московском тексте ХХ в. стоят произведения А. Белого, М. Булгакова и Б. Пастернака. А. Белый не идеализировал Москву уходящую и не утверждал Москву советскую, а создал образ Москвы-старухи. В романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» формируется индивидуально-авторский миф о советской столице, наказанной очистительным огнём за грехи её жителей. В романе Б. Пастернака «Доктор Живаго» Москва предстаёт в традиционном образе города-женщины и новом образе города-леса.
Московский текст как локальный текст русской литературы оформился к середине ХХ в., и у него образовалось своё знаково-символьное поле. В основу произведений о столице легли почти все появившиеся ранее мифологемы: «Москва-матушка», «Москва – третий Рим», «Москва – обитель православия», «Москва – хранительница национальных традиций», «Москва – новый Вавилон» и др.
Обобщая изображение столицы в литературе ХХ в., отметим, что этот город, вобравший в себя и азиатскую, и европейскую культуру, всё так же остаётся оплотом православия, религиозным центром страны. Но это уже непригодное для спокойной жизни место. В нём появился криминал, люди разделились на бесправных и всемогущих. Отныне Москва ассоциируется с властью. Столица начинает терять семантику патриархальности и семейственности, на смену которым приходит карьеризм, нажива, разобщённость и одиночество людей.
Новейшая русская литература обозначает новые направления в формировании московского текста, а её изучением активно занимаются М.В. Селеменева, О.С. Шурупова, Е.А. Попова, А.П. Люсый и др. Тем не менее в целом московский текст XXI в. исследован недостаточно, особенно это касается поэтических и бытовых текстов о столице.
В московском тексте XXI в. активно развиваются традиционные мифологические образы. У А. Аствацатурова и Ю. Полякова это «Москва – город-женщина». Кроме того, во всех «московских» произведениях Юрия Полякова живёт вера в то, что столицу империи невозможно погубить, это вечный город (мифологема «Москва – третий Рим»).
Отталкивающий образ Москвы создан в романе Д. Рубиной «Синдикат». Столица представлена через доминантные точки, появившиеся в конце ХХ в.: памятник Петру Первому скульптора З. Церетели, элитные ночные клубы и многоэтажные блочные дома. Это уже не привычная Москва, а «притягательный город-монстр».
В прозе Е. Гришковца Москва предстаёт огромным мегаполисом, который в поединке с природой всегда побеждает. Традиционную мифологему «Москва – город-женщина» Гришковец трактует оригинально и даже провокационно: в столице он не находит оберегающего материнского начала, она либо равнодушна, либо враждебна, жестока к тем, кто пытается её покорить, найти в ней своё место.
В прозе О. Славниковой, Р. Сенчина и С. Шаргунова Москва изображается как «имперская обманка» [3: 193], обещающая быстрый успех, финансовое благополучие и счастье в личной жизни, а в итоге навязывающая герою рутинную работу в офисе, одиночество, усталость от погони за успехом и существование, доведённое до автоматизма. Мифологема «Москва – город-дом» трансформируется в мифологему «Москва – город карьеры».
Таким образом, в московской прозе XXI в. складываются новые мифологемы: «Москва – город-монстр», а также «пространство карьеры, успеха и финансового благополучия» (Е. Гришковец, А. Иличевский, Р. Сенчин).
В московском тексте XXI в. городская среда воспринимается авторами не как знакомое и родное место жительства, а как преобразованная в угоду нынешнему времени искусственно созданная действительность, безжалостно отбирающая у человека привычный для него уклад жизни. Образ современной Москвы теряет семантику родства, соборности, вбирая в своё смысловое поле такие черты, как разобщённость и одиночество.
В стихотворениях XXI в. о Москве воплощены все традиционные мифологемы. Так, у Ю. Левчука («Москва») столица представлена в образе матери: «Со всей страны летят в столицу – / Москва, как мать, к себе влечёт». У М. Гуськова («Три вокзала», «Есть Москва – Великий Рим…» и «Ты не Третий Рим, Москва!») присутствует мифологема «Москва – третий Рим».
В стихотворении М. Медведевой-Якубицкой «Москва!» воплощаются мифологемы «Москва – обитель православия» и город, возрождённый из пожара:
Москва! Великий златоглавый город!
Богатства яств прошла и лютый голод…
Тебя бросали, жгли свои, чужие,
Но не сомкнула Ты глаза свои большие;
В себе хранишь Ты православные святыни
И птицей феникс возрождаешься поныне!
Л. Малкова в стихотворении «Взгляд на мегаполис Москва» развивает новый миф Д. Рубиной о «городе-монстре», называя бетонно-блочную Москву «монстром-неудачником».
В литературных текстах идёт сравнение облика города середины ХХ в. (периода детства авторов) с Москвой конца ХХ – начала XXI в. (нынешним временем) и звучит ностальгия по уходящей уютной столице. Уход старой Москвы – один из главных мотивов современного московского текста: «Москва исчезала на моих глазах…» (Л. Улицкая) [4: 7], «Мне действительно очень жаль, что больше не существует тот город моего детства» (И. Цыбин) [4: 75]. Писатели констатируют, что наступило «другое время и другая эпоха» (Ю. Арабов) [4: 169].
Искажение облика привычной людям столицы не встречает поддержки. Так возникает мотив искусственности создаваемой ныне городской среды. А. Варламов говорит, что на его родной улице, как и по всей столице, появились магазины, банки, реклама. Но всё это «казалось здесь наносным, чужеродным, нелепым» [4: 208].
Таким образом, в современном московском тексте прослеживается мотив лицемерия. В Москве стало «всё напоказ, на продажу» (Н. Филатова). М. Кучерская замечает, что теперь произошло перерождение Арбата «из живой улицы в глянцевую» [4: 102].
Ещё один мотив – волшебство, тайна, которыми столица очаровывает людей, кто постоянно живёт в ней. Когда, например, В. Долина говорит, что её любимая улица Сретенка «держит и по сей день», то считает: «Какая-то тайна в этом есть, всего не расскажешь» [4: 160].
Авторы бытовых текстов склонны возвышать историю и культуру Москвы и уважительно относиться к этому городу. Многие называют столицу «живым существом», «большим организмом» со своим характером. Люди отмечают, что Москва «никогда не спит», «город живёт 24 часа в сутки», у него «свой пульс», можно почувствовать «его ритм, его сердцебиение» и его душу. Москва предстаёт и в мужском, и в женском обличиях. Но чаще видится не девушкой и не старушкой, а «роскошной женщиной со стервозным характером». Она «холодная и неприступная», «сурова и в то же время поучительна».
В современных бытовых текстах возникает мифологема «Москва – место для заработков». Столица названа «огромным цехом», «площадкой для работы», «городом-заводом» и т.д. Прослеживается и мотив противостояния бедных регионов и богатой столицы. Москва в бытовых текстах предстаёт городом-сказкой, городом-мечтой, многие хотели бы жить в столице, но не у всех есть такая возможность. Поэтому Москву многие считают «городом притяжения», местом силы, «которое меняет людей, даря им новые открытия и возможности».
«Москва – город возможностей» – ещё одна мифологема московского бытового текста. Столицу называют «реализатором желаний», «городом, воплощающим мегавозможности потребления, профессиональной реализации и самого разнообразного отдыха», городом «гигантских», «стопроцентных» и «супер-» и даже «сверхвозможностей». Но при этом отмечено, что Москва – «большая лотерея», «место, где можно в один момент и найти, и потерять своё самое большое счастье».
Поэтому другой мотив бытовых текстов: Москва – «город контрастов», «квинтэссенция всего хорошего и плохого, что есть в России». «Москва – это воронка. Сюда затягивает все бриллианты и все нечистоты одновременно».
Главными мотивами бытовых текстов являются энергетика столицы и размеры Москвы. Столицу называют «собирателем людской энергии», «сгустком пульсирующей энергии», «самым энергонакачанным городом». Кому-то трудно жить в условиях постоянного шума и суеты, но в большинстве бытовых текстов отмечено, что Москва «напитывает энергией» и привлекает людей. Почти во всех бытовых текстах упоминаются огромные размеры Москвы, авторы говорят, что столица стала «переуплотнённым везде и всюду городом», «переполненным», «суетливым», а потому неудобным для жизни.
В ироничных суждениях наблюдается возвеличивание столицы: «Москва – это цивилизация», «абсолютно другой мир», «столица другой планеты», «отдельное государство», «страна в стране».
Таким образом, московский текст, развивающийся на протяжении более двух столетий, является важнейшей частью национальной российской культуры и влияет на формирование русской языковой картины мира.
Новейший московский текст образует особый поликодовый сверхтекст, существующий в рамках всего московского сверхтекста. В нём по-прежнему актуальны мифы о Москве как главном и красивом городе России (городе-государстве), который должен жить вечно (Москва – третий Рим) и который предстаёт в женском обличии (Москва – город-женщина). Кроме того, появляются новые мифы о Москве как городе – живом организме и городе-магните.
Новейший столичный сверхтекст построен на оппозиции старой и новой Москвы, и единым концептом его является ностальгия по уходящей столице. Наряду с ним присутствует мотив другой, отличающейся от привычной людям старшего поколения Москвы. Она воспринимается ими как чужая, холодная, высокомерная и пафосная. Тем не менее люди любят столицу и очарованы её красотой и величием. Этот город остаётся для них местом притяжения.
1. Деткова Н.Ю. Малый провинциальный город как текст культуры // Вестник Челябинского государственного университета. – 2009. – № 18 (156). Философия. Социология. Культурология. – Вып. 12. – С. 63-69.
2. Меднис Н.Е. Сверхтексты в русской литературе. – Новосибирск: Изд-во Новосиб. гос. пед. ун-та, 2003. – 170 с.
3. Немзер А.С. Замечательное десятилетие русской литературы. – М.: Захаров, 2003. – 241 c.
4. Улицкая Л.Е., Глуховский Д.А., Быков Д.Л. и др. Москва: место встречи. – М: АСТ, 2016. – 512 с.
